Сформировал я структуру исцеления, чуть зелёного туда влил и к животу приложил. Сразу же в этом месте корочка отвалилась, а под ней здоровая розовая кожица. Красота!
Я почти до вечера себя таким образом во все больные места тыкал. Только на локоть почти всё зелёное из палитры ушло. Наверное, поломал я его в падении. В итоге, когда солнце заходило, я сидел на песочке здоровенький, без единой зелёной искорки в ауре и хотел пить до такой степени, что пытался жевать серые, пропылённые насквозь, стебельки куцей травы.
Как заснул, я и сам не заметил. Проснулся от жуткого голода и холода. Одна радость – вся трава вокруг в росе, хоть напился.
Чтобы не дрожать, пробежался как смог до песчаника и обратно. Поискал глазами хоть какое-то возвышение. Только невысокий холмик на горизонте. К нему я и пошёл.
Через час взошло солнце, и я очень пожалел, что не набрал воды. Хотя, куда её набрать-то? Если только в рот. С собой вообще ничего. Спина и голова обгорели почти сразу же. А вот зелёной энергии в палитре так и не набралось. Так, мелкие всполохи какие-то. Решил экономить, повязал обрывки рубашки на голову, прикрыв по возможности лицо. Сначала хотел оборвать штаны, чтобы «легким движением руки получить элегантные шорты», но вовремя одумался – ночью холодно, днём солнце палит. Не сгорю, так замёрзну. Лучше уж так.
К обеду скорость передвижения упала почти до нуля. Я то и дело присаживался отдохнуть прямо на песок. Вставал всё медленнее. Очень есть хотелось. Думаю, если бы на меня кинулся какой-нибудь неосторожный скорпион, ещё неизвестно, кто бы кого съел.
К закату рези в животе стали невыносимыми. Идти тоже не было возможности. Я сел на небольшой холмик и стал ждать росы. Хоть напиться.
Уснул вместе с солнцем. Ночью поднялся ветер и меня очень удачно присыпало тёплым влажным песочком. Красота. Я лежал и не хотел вставать.
Тем более, сил не осталось совсем. Под утро слизнул пару капель росы с камня перед лицом и даже не стал подниматься, чтобы попить ещё. Навалилась апатия. Стало понятно, что выйти из этой пустыни я не смогу, так и сдохну, занесённый песочком. Обидно было с таким риском сбегать из камеры, чтобы умереть не под мечом, а под грунтом. Но так даже лучше. Во-первых, хоронить не надо, я уже там. А во-вторых, умер не узником, а свободным.
К обеду солнце настолько раскалило голову, что на ней можно было варить кофе в джезве. А что? Песочек вот он, горячий череп сойдёт за плиту. Только воды не хватает.
Не знаю, когда, счёт времени я уже потерял, да и окружающего не замечал, пришли папа и мама. Маму я видел только в детстве, меня в три года в детский дом отдали, а потом тётка забрала. А отца не встречал вообще никогда. Но почему-то я точно знал, что это они. Стояли, смотрели на меня печальными глазами. Ну и я на них в ответ. Сначала простым взглядом. Потом энергетическим. За это время начал в магическом режиме просматривать всё вокруг уже машинально, не задумываясь.
Так вот, у мамы аура была обычная, как у всех. Жёлто-серо-синяя, с вкраплениями красного. И еле-еле над физическим телом выступала. А вот папина… Огромная и светлая, как ночное небо над центром Москвы. И переливалась всеми цветами без остановки. То синего в ней больше, то зелёного, то красного.
Посмотрели они на меня, переглянулись. Мама нагнулась и погладила меня по голове. И так хорошо сразу стало. Вот… будто мама по голове погладила, лучше и не скажешь. Несравнимо! Я от этой ласки сразу расслабился и уснул. Причём без сновидений и как-то не мгновенно, а ступеньками. Сначала пропало ощущение жары, затем боль. Потом перестал что-либо слышать. А в конце и глаза закрыл. Мне темно, хорошо. Времени нет, раздражителей нет. Я как в коконе. Только он всё сужается и сужается и скоро совсем в точку схлопнулся. И я вместе с ним…
Очнулся, когда на меня какой-то придурок начал воду лить. Это же надо додуматься? Тут пить охота. А он такую ценность запросто в никуда переводит. Я попытался вывернуться и схватить открытым ртом несколько капель. Получилось. Да ещё как. Чуть не захлебнулся. Зато попил от души.
Хотел встать, поблагодарить такого щедрого спонсора, но не смог. Оказалось, что я привязан к деревянной лежанке. Причём, очень основательно. И руки и ноги и даже через пояс проходит толстая, царапучая верёвка. А на шее снова что-то деревянное. Вот что за моду взяли, ошейники на людей вешать? Что при дворе, что в пустыне.
Глаза открыл, огляделся. Надо же, клетка. Причём, я здесь не один, в ней ещё четверо. В угол забились, сидят, дрожат. А с другой стороны кто-то огромный и страшный с тяжёлой штукой в руке. Размахивается, и на меня снова льётся поток воды. Ура, ещё раз напился. Только зря он так, лучше бы в кружке дал. Гораздо ведь экономнее.
– Ты не лей, – говорю. – Лучше дай, я так попью. А то воду жалко.
Меня, понятное дело, не поняли. Не знают здесь русского. Повторил на синдарине. Те, что в углу, тут же завозились, а этот, здоровенный, так с ведром и замер. Подошёл ко мне, внимательно оглядел. Ну, а я его пока. Толстый, но мощный, как бывший борец, который уже не соревнуется, но занятия до конца не бросает. Голова лысая, причём бритая наголо. А черты лица… Вот будто всё в кучу собрали. Мясистый негритянский нос и губы, но при узких китайских глазах. И без бровей. Чем-то на Боло Янга похож.
Достал он тряпочку из-за пазухи, лысину свою протёр, затем пыль с меня зачем-то ей смахнул. Подёргал верёвки и стремительно вышел из клетки. Тут же ко мне из угла двое подползли. Они вообще, как я понял, во весь рост старались не подниматься. Один пальцем меня в плечо потыкал и спрашивает:
– Ты это эльфийка?
Синдарин ужасный. Ещё и в женском роде ко мне обращается. Но ясно же, что он просто языка толком не знает. Хотел ответить, но во рту снова сухо, вода давно по телу разбежалась и язык опять шершавый.
– Пить, – говорю.
Мне тут же сунули глиняную плошку. Вода затхлая, несвежая, но я всё равно выглотал всё до капли. Теперь совсем легко стало.
* * *
В императорском кабинете царил полумрак. Закарониил сидел в плетёном кресле с высокой спинкой и медленно водил пальцем по краю высокого хрустального бокала. Бокал в ответ чуть слышно пел. Перед креслом стоял разумный с очень невнятным лицом. Было непонятно даже, к какой расе он принадлежит, то ли человек, то ли эльф. В руке императорский собеседник держал длинный свиток.
– Таким образом заключённый проигнорировал все наши подсказки. Так и просидел в камере и ни разу за все четыре дня заключения не попытался открыть дверь. Мы специально не давали Кириилу ни еды, ни воды, чтобы мотивировать его на побег.
– Странная у вас мотивация, Литеций.
– Отнюдь, ваше Величество. Согласитесь, если администрация нарушает нормы поведения, то тем самым она даёт возможность заключённому ответить тем же. Хотя бы попытаться. Как вы считаете, ваше Величество, вправе ли разумный в такой ситуации требовать хотя бы питания?
– Несомненно.
