Вот вернётся баба Кора с базара – попрошу оставить.
Будет веселей. А главное, ни у кого больше не будет ручного сонника: их убивают, как только видят. Дураки и звери.
Он свернулся клубочком у меня в руках и посапывает. И у самой зеньки липнут.
Сонник… Соня… Спи…
Тотошка скулит где-то там…
Глава 2. Вот тебе и чтение на ночь!
…начнется дождь.
Будто наверху кто-то открутил вентиль на громадной трубе, и тонны воды разом опрокинулись на меня.
Дрожу так, что начинаю переживать за свои зубы – как бы не повылетали. На мне – ни одной сухой ниточки.
Ливень – стеной.
Так-так-так. Протёрли глаза! Какой дождь? Откуда?
Я дома за компьютером. Собираюсь читать книгу этого Адова, что-то о розе. В рекламке говорилось, что книга живая, и читатель, который её откроет, попадает в другой мир. И я что попала?.. Да ну, бред какой-то. Такое только в фэнтези бывает.
Что там дальше? Я клацнула по ссылке, и неведомый чувак зачитал мне пафосный текст про непристойность наслаждения… Последнее, что помню: когда голос замолк, буквы посыпались. И пол потёк, как часы на картинах Дали.
Потом не помню, и вот теперь тут.
Всё.
Люди какие-то странные, обступают. Такое ощущение, что я на съёмочной площадке и здесь снимают какой-то арт-хаус. Окружают меня женщины. Какие-то страшные, из кунсткамеры прям. Массовка, что ли?
Да где я, в конце концов? Что вообще происходит?
Да что за чёрт! Холодно-то как. Что ж вы артистов морозите? Опускаю глаза, вижу, что стою в луже, босиком, под между пальцев противно чавкает мокрая глина.
Это сон! Я вырубилась прямо за компом! Видимо, последствия сумасшедшего дня! Сейчас сильно-сильно зажмурюсь и проснусь. Всегда срабатывало.
Раз, два, три.
– Айринн! Что ты меня позоришь на всю Страну Пяти Лепестков!
Приоткрываю один глаз: я всё ещё здесь.
Но где это здесь?
Что там было в тизере? «Головокружительное путешествие в Страну Пяти лепестков»? Оглядываюсь. Впереди какой-то барак. На пороге толпятся ещё девушки в серых одеждах. На мне тоже надето нечто подобное. Бесформенное и насквозь мокрое.
Сквозь пелену дождя удаётся разглядеть вывеску над входом.
«Обитель лилий»
Мы чтим интердикты Великого Охранителя!
Да, всё это было в презентации к той книге: и Великий Охранитель, и интердикты.
Стоп! Я всё-таки в книге? Нет и ещё раз нет! Этого просто не может быть. И ладно бы ещё попадание в какой-нибудь альтернативный магический мир, которыми изобилуют современные романы.
Но в книгу? Как?
– Айринн, тварь!
Визгливый голос перекрывает грохот воды.
Женщины обступают меня плотнее, заставляют пятится.
Мочат, сопят.
Айринн? С утра вроде была Ириной.
Хорошо, пусть Айринн. Это ещё не самое страшное. Главное не паниковать. Постараться сосредоточиться на происходящем. Если вдруг, во что, конечно не верю, я в книге, то стоит разобраться что к чему и где здесь заветные строки «The end».
Девушки напирают, сзади орут:
– Остолбенела что ли, гадина?!
Оглядываюсь и оказывается зря: тётка размером со шкаф способна напугать любого. Ёжусь – не знаю даже от чего больше: от её ли внушительных габаритов, или от адского холода.
– Всякий стыд потеряла, убогая? – не унимается тётка. – Сбежать решила. Позорить меня вздумала?!
– Извините, – выдавливаю я, зубы стучат, язык онемел и сама скоро превращусь в кочерыжку, – вы не подскажите, где можно согреться и обсохнуть?
Наверное, (а судя по одежде этой дамы тут где-то вторая половина девятнадцатого века), мне стоило бы сделать книксен, но я не умею. Поэтому кланяюсь в пол, искренне надеясь, что это сойдёт.
– Ты что, ещё и умом тронулась?! – досадливо морщится незнакомка. – Что это за цирк?
– Извините… – бормочу уже тише. Обнимаю себя руками и понимаю, что если сейчас не попаду в тепло, воспаления лёгких не избежать.
Тётка разворачивается, грузно, всем корпусом и кричит:
– Агнесс, клешнерукая, неси зонт! Она мне живой нужна!
Одна из девушек обступивших меня, толстая и прыщавая, срывается и бежит барак. На хлипком крылечке другие девчонки – и совсем малышки и подростки – жмутся в стайку, как намокшие воробушки. Та, которую отправили за зонтом, пробирается через группку и вскоре возвращается с ним и какой-то ветошью.
Вид девицы доверия не вызывает: как-то слишком ехидно она ухмыляется, да ещё и косит. И барахло в её руках явно не первой свежести. Но мне выбирать не приходится. Всё лучше, чем стоять под проливным дождём.
Агнесс, кажется так назвала её та тётка, набрасывает тряпки мне на плечи, поднимает надо мной зонт и грубо шпыняет в бок:
– Пошли, принцесса.
Она сильно шепелявит, и когда скалится, должно быть, злясь на поручение, замечаю, что у неё не хватает зубов.
Агнесс ведёт меня к крыльцу. Жительницы «Обители лилий» расступаются, пропускают внутрь. Холл длинный и одинаковый: окно-простенок-окно… Стены – белённые по штукатурке. Грубо, грязно, наспех. И создаётся впечатление, что серость въелась в этот мир.
Меня заводят в какую-то комнату и бесцеремонно толкают на кровать.
– И чего тебе неймётся, убогая? – зло кидает Агнесс.
Не отвечаю, поджимаю ноги, дрожу. Тут не до разговоров.
– Тётушка для тебя всё! Кормит-поит-одевает, а ты! Вот чего надо? Куда ты, дура, пойдёшь? Мир за Болотной пустошью разомнёт тебя в труху. Если на салигияров не нарвёшься.
– Кто такие салигияры?
Переспрашиваю, потому что слово кажется мне слишком неуместным, чтобы произносить его в холодной каморке, похожей на сарай.
– Забыла?! – Агнесс округляет глаза, будто увидела паука. – Они следят за исполнением интердиктов Великого Охранителя.
– Интердикт… запрет… это слово было там…
Агнесс швыряет мне старое пальто, заворачиваюсь в него, становится теплее. Смаривает в сон.
Да, скорее! Заснуть и проснуться в своей постели.
Последнее, что, кажется, произношу вслух:
– Пустьзакончитсякошмар!
Одним словом, быстро, на выдохе. Как загадывают желание прежде, чем потушить свечу на именинном торте.
И проваливаюсь в черноту …
Не просыпаюсь, но заболеваю. А болеть здесь также непристойно, как и наслаждаться. Ты становишься обузой, виснешь на шее других.
