Смаргиваю неуместную сейчас влагу, сжимаю ладошку Юдифь. Молодец, что вернула, а то ангел похитил мою душу и сунул себе в карман.
Но сейчас важнее Сергей.
– Как вы здесь очутились?
Расцветает: ждал этот вопрос, а никто не удосужился спросить.
Очень понимаю.
Начинает сбивчиво, торопится – вдруг не выслушают, перебьют:
– Ну, я вообще-то книгу писать начал, там, у себя… у нас… – многозначительно машет куда-то за спину, – даже выложил несколько глав. «Битва за розу». Пара дней – и она в топах, рейтинги зашкаливают. Все пиратки сразу слили. И, что называется, проснулся знаменитым… Весь инет гудел.
Да уж, я помню, с каким восторгом Маша рассказывала об этой книге!
– Но тут произошло странное. Текст понёс, как лошадь, – и сам торопится, брызжет слюной, хотя все замерли и не будут перебивать. – У меня вырвало вожжи, и на лихом вираже захода в очередной топ, меня выбросило сюда. Куда, правда, не сразу сообразил.
– То есть, вас затянуло в свою же книгу?
– Я думал, что мою. А потом увидел, что всё другое. Не я придумал этот мир, он был всегда.
– Вот! – зло вскрикивает Юдифь. – Подслушал и ещё и вывернул перед всеми!
– Откуда же мне было знать, что ты есть? – виновато разводит руками, но сожалений нет, лишь любопытство творца, то самое, что начинается с: «а что будет, если…» Ведь порой приходится взорвать сто миров, чтобы к сто первому, наконец, разобраться в алгоритме создания. Но как же хорошо, что он не успел взорвать этот.
Тодор молчавший до сих пор и сидевший, сложив на груди руки, презрительно хмыкнул:
– Что, ушлёпок, всерьёз думал, что сочинишь меня?
– Ты-то как раз вышел очень похожим моего главгада, – возвращает ему ухмылку Сергей, – а вот с твоим батей – сложнее. Он как тот герой, которого совсем не ждёшь, но он нагло влазит в текст и оттяпывает себе самые лучшие сцены.
Теперь Тодор уже ухмыляется довольно, как сытый кот, и жёлтые глаза также по-кошачьи лукаво поблёскивают:
– Батя у меня огонь!
– Вот да, – вклинивается в разговор Юдифь, – и меня спас.
– До сих пор твою фотку хранит!
– Да ну! Вот же дед!
Вер кашляет в кулак, Юдифь хохочет:
– Не ревнуй!
Они напоминают родных, и мне становится теплее. Теперь уже чёрной кляксой расплывается Бэзил.
– О нашем писательстве, – говорю, – Великий Охранитель отозвался нелестно. Сказал, мы только призываем миры и подслушиваем то, что в них происходит. А если нам не нравится, переписываем на свой лад, и это губит мир. Выбивает его основы.
– Страшно, – ёжится Сергей. – Представляешь, какая ответственность.
– Да, а в вашем мире ещё и эти, что из Призванных миров всё тянут, – добавляет Юдифь.
– Ого! А есть такие? – чувствую, как по позвоночнику пробегает холодок. Она кивает. – Это уже опаснее! Сергей, нам нужно возвращаться скорее!
– Я ж не против, но на «Харон» никак не попасть без билета, а билетов нынче не достать.
– Билеты будут.
Старик сканирует нас, взгляд острый, будто мясо с кости снимает. Тяжело опирается на стол, нависая над ним.
– Но вы ведь знаете правила. Билет на «Харон» получает только тот, кто совершил бескорыстное доброе дело…
Юдифь сводит брови:
– Я собираюсь убивать спящих…
– Да и у меня напряг с добрыми делами, старикан, – хрипит Тодор.
– И я замечен не был, а то б уже давно чухнул отсюда, – суёт руки в карманы Сергей, встаёт и, полуотвернувшись, перекатывается с пятки на носок.
Вер смеётся, тепло и мягко, как Дед Мороз на новогоднем утреннике.
– Вы молодцы. Вы привыкли делать добро, не замечая, не взвешивая. Потому что оно – в вашей сути. Каждый из вас уже помногу раз, – так ведь? – подставлял другому плечо, спасал. Так что не волнуйтесь, у каждого из вас уже накопилось добрых дел – на билет хватит.
– Здорово! Неужели получится?! – хлопает в ладоши Юдифь.
– Не спешите радоваться… Впереди много всего. Вам предстоит ещё добраться до Розы и заставить её работать. А тебе, сильфида, – старик оборачивается ко мне и пристально смотрит, – поднять восстание ангелов.
Когда доходит о чём он, мотаю головой, потому что охватывает ужас: кто я против Эскориала?
– Да меня сметут, как мошку!
– Ставь на Эйдена, – подсказывает Тодор, беззастенчиво прочитывая мои мысли, – думаю, за эти годы он клёво подкрутил своих роботов. Пригодится.
– Разве Эйден станет сражаться? – что сомнительно, не похож он на бойца и смутьяна, что идёт против системы. – Он сам учил: остановиться в шаге от войны…
– Война войне рознь, ты поймёшь.
Надеюсь, что пойму и не останусь одна.
– И Уэнберри, он любит тебя, – заканчивает уже совсем тихо, серьёзно и грустно, – а любимых мы защищаем до конца, вопреки здравому смыслу…
– Позволь ему это доказать, – подмигивает Юдифь, – а мы тут все будем верить в тебя…
– Не все, – говорит Вер, – мне пора. Спасибо, что была в моей жизни, Роза, спасибо, что дошла…
Больше слов нет, они растворяются в тишине, мгновенно наполняющей комнату, когда на наших глазах старик рассыпается золотыми искрами. Лишь тонкая рука Юдифь напрасно пытается ухватить иллюзию.
Да четыре билета, блестящие и совсем новенькие, листопадным вальсом опускаются к ногам…
Поднимаю один, надо же – именной, и я угадала!
Смотрю на дату – её нет. Написано другое: поезд отправляется ровно в полдень со станции Зимней. Просьба не опаздывать.
– Так а полдень какого дня? – возмущается Юдифь.
Она уже перестала ловить искры Вера и тоже изучила свой билет.
– Кажется, я знаю, – робко вставляет Сергей.
– Ты? Откуда?
Тодор недоверчиво щурится, и чую, кому-то не поздоровиться, если соврёт.
– Когда я у твоего бати в сторожке билет искал, наткнулся на деньги, старые такие, лет им сто, наверное. И там в углу были цифры – 03 03 3999. Подумал, какой-то код и запомнил на всякий случай… А теперь понимаю, не код…
– … дата, день отправки, – заканчивает за него побледневший Тодор, – послезавтра…
И я слышу, как стрелка на внутреннем моём циферблате дёргается и начинает идти против солнца. Включает обратный отсчёт.
Теперь мы словно в блокбастере, где то и дело показывают бегущие секунды на часах, и нужно успеть перерезать верный провод, пока не случился бадабум…
Гудок восемьнадцатый
