Во, даже смайлик в конце пририсовал.
Теперь наслаждение пристойно.
Включаю музыку погромче, ныряю в объятья любимой кровати и смеюсь.
Мне можно.
Я только что спасла мир.
Прибытие
…осколок попал в Сумрачный лес.
Снесло нафиг. Как же я рада. Залесье вот ток поредело и зарывать будем многих. Мои живы, славно.
И Стивен.
Вон, выбегает из лекарских холщин в замурзанном фартуке и нарукавниках, всклоченный, под зеньками – темно. Сам на больного похож, но в койку не загнать.
Зато можно затянуть. Висну на шее, утыкаюсь в грудь и реву: живой!
– Ты вернулась ко мне! – и дрожащими пальцами по волосам. Голос тоже – будто струна под ветром. Мне больно и счастливо, радостно и грустно.
– Не надейся, – и тычок в бок. – Мне ведь ещё никто не обещал жениться. Только ты. Так что!
Держит за плечи, чтоб в лицо прям зырить. Лыбится:
– Да хоть сейчас!
– Не, – мотаю головой, – сейчас рано. Вот разгребём всё, может, тогда.
– Ловлю на слове! – и пальцем грозит. Пальцы у него – чуть толще моих. Я лапищи люблю, как у Гиля. Но тут – нравится.
Встаю на цыпочки и тыкаюсь в губы.
Хорошо, что он тут же включается и дальше сам. Целоваться не умею, совсем.
Таю, растекаюсь, горю вся.
Прижимает к себе:
– Как ты вернулась?
– Не помню. После того, как розу кинула, нас с Айринн завертело и взорвало. А потом, чую, на земле лежу. Зырю вокруг, Залесье. Ну и погнала искать-считать. Тотошку, бедного, приложило. Вылечишь?
– Куда денусь!
Кхекают за спиной. Ну чё там, кому надо?
Парнишка. Пялится на нас, красный весь. А не фиг за взрослыми шнырять.
– Чё надо?
Не расположена к разговорам щаз, в Стивена вцепливаюсь, будто тону, а он бревно.
– Я из Рая.
– Из того, – киваю головой в сторону, где мы тогда с Тодором были.
– Из того самого, мэм, – чеканит он. Ангел бывший, что ли? Они теперь всюду разбрелись, бездомные. – Мне велено собрать всех жителей Залесья и сопроводить их в Рай.
Точно ангел, ишь, как чешет. По-писанному, прям.
– Там ведь старшие есть: баба Кора, Гиль.
– Если вы имеете в виду женщину с четырьмя глазами и зелёного мужчину, то они меня к вам и послали. Сказали, вы – главнокомандующая.
Стивен ржёт.
– О да, она у нас командирша! – и мне: – Ну что, какие распоряжения.
– Собираемся, – говорю.
Даже сомневаться и думать не буду: в Раю лекарни куда лучше. И лаборатории спящих – недалече. А Стивен хотел в них.
Главная проблема щаз – Тодор. Ух его покоцало! Нашли распластанным на земле, изломанного всего. Как не расшибся в лепёшку – хэзэ.
Стивен, говорят, только руками развёл, когда ему принесли.
Ну, кароч, перевозку для него Гиль берётся делать. Тодор впечатлил, говорить, когда тех дронов чуть ли не на коленке свинтил. Такого умницу жалко.
Грузимся и широким пёстрым строем тащимся в Рай. Еду на колымаге со Стивеном. А сзади – Тотошка. Хреново ему, поскуливает.
Лапа мой, вытянем. Теперь верю.
Кэтрин встречаю, как родную. Столько работёнки ей привезла. Зато и помощника – они со Стивеном быстро ладят. Знают о чём, лечить уходят без лишней болтологии. Всё чётко: этих ложите сюда, тех – туда.
Оставляю и иду к начальству. Старейшины в том доме, белом с плющом, за которым площадка, где «Харон» стоял.
Собрались деды за столом, смотрят недобро, будто я у них чё отобрала и не даю.
– Ваши дальнейшие действия? – эт самый старый. Бородой до глаз зарос.
– Жить, – говорю.
– А как именно жить?
– Лучше, чем вчера. Уж точно.
– Вы в курсе, что Страна Пяти Лепестков в хаосе гражданской войны: кругом грабежи и банды. Рай – единственно спокойное место сейчас. Да ещё, пожалуй, один шелтер на юге Летней губернии, у отца Элефантия.
– Не в курсе, но спасибо, что ввели.
Они сидят, я стою. С меня спрашивают, будто виноватая. Поэтому луплю прямо:
– Чего именно хотите от меня?
– Навести порядок. Вы – Роза Эмпирея, за вами пойдут.
– Постараюсь навести.
Кажется, они вздыхают облегчённо.
…Тодора выхаживают три дня, но когда узнаю для чего, взрываюсь:
– Что значит казнить? – ору на того самого глазастого бородача, что мне про порядок говорил.
– У этого… создания – руки по локоть в крови!
– Создания! – бешусь. – У вас тут сотен пять падших. Каждый – создание!
– Но не каждый убийца и псих! – он привстаёт в кресле, опирается на стол, и мы с ним пялимся зеньки в зеньки. – Он убил жениха Кэтрин. Ради развлечения. На базаре, на глазах у всех.
– Знаете что, умники, – жаль, что слюна у меня неядовитая, – вы тут сидели в белых домиках с плющом, а мы там – мёрзли в холщинах, дохли от зелёного дыма, глотки друг другу грызли за кусок. И если у кого-то от такой жизни ехала крыша, – это беда, а не вина. Он такую жизнь не выбирал.
– Вопрос с казнью решён и обжалованию не подлежит. Таким, как он, не место в Раю.
Матерю этого умника и бегу на площадь: сказал, Тодора повели уже.
И тут Тотошка бежит со всех лап, оклемался!
– Родилась! Она родилась!
– Кто же, кто?
Кидаюсь к нему, обнимаю.
– Сильфида. На Сильфидове острове. Сам зырил!
– Ты тут был?
– Только тушка, а душа – там! И остров – сказка. Скоро прилетит и она сойдёт.
Сильфида не помешает, думаю. По Айринн скучаю, блин.
Но отвлеклась, хватаю его, разворачиваю.
– Скорее, идём!
– Куда?
– На площадь, там Тодора казнят.
…виселица болтается и скрипит.
Тодору, кажется, пофиг. Расставил ноги, зырит на всех: ша, молекула! Ухмыляется. Ему не привыкать умирать.
Вот и приговорщик рядом: тщедушный, Тодору едва до груди, а вершить собирается.
Хочу рвануться, влезть, но тут Кэтрин. Побегает, срывает с головы белую лекарскую накидку, набрасывает на Тодора. И звенит голосом, чтобы каждому дошло:
– По старинному обычаю, если девушка готова выйти замуж за преступника, его должны отпустить. Я, Кэтрин Терон, беру этого мужчину в мужья. Отпустите его.
