А дальше еще красивее. Мы с ним уже в чужой квартире. Мое черное платье лежит на полу у кровати. Мое обнаженное тело изнывает в его руках. А он так прекрасен. Мужчина в откровении своей главной страсти. Да, тогда Зина поехала домой одна на редакционной машине. Артем остался с коллективом как хозяин праздника, чтобы закрыть редакцию. А на самом деле мы сбежали вдвоем сразу вслед за ней. Получается, человек Зины знал даже, куда мы поедем. Квартира была готова к нашему свиданию. Может, на слежку дал или продал согласие тот приятель, у которого Артем взял ключи.
А вот я на рассвете выхожу из такси у дома, в котором мы жили с Юрием. Иду устало и медленно. Это страх. Муж хватает меня за руку у подъезда, тащит по лестнице, на ходу срывая одежду. Сцена избиения снималась с площадки. То есть этот агент Зины снимал бы и убийство. У него было задание — снять любой процесс. Да, это великий шанс. Никогда не рассчитывала увидеть, как выгляжу со стороны, когда меня месят ногами и уродуют кулаком. Вот я выползаю из квартиры, держась за стены. На голом окровавленном теле большой плащ, который удалось схватить с вешалки. А на улице мороз и снег… Мои босые ноги сняты очень крупно. Я, видимо, тогда прошла совсем рядом с оператором. И вот редакция, входную дверь так и не заперли. Я протискиваюсь туда, как побитая бездомная собака, чтобы в уголке зализать раны. Да, так начиналась наша с Артемом счастливая совместная жизнь, которая закончилась браком длиной в один день.
Часть первая фильма завершается сценой похорон. Там я, Зина, моя мама, сотрудники газеты. Мама стоит, как всегда, небрежно и картинно, ее за локоть поддерживает незнакомый мне мужчина. Тогда я и не заметила, что мама пришла не одна. Я вглядываюсь в лицо мужчины. Не знаю его, но он очень на кого-то похож. Или просто восточный тип, который мне кого-то напоминает. Артура он мне напоминает. Мне становится душно. Мне панически страшно.
Хорошо работают ищейки у бизнесменов. Зина, сама того не желая, может сейчас привести меня к каким-то открытиям. Если я смогу вынести еще хотя бы пару минут. Начинается вторая часть. Подборка фотографий моей мамы в разных местах, разных нарядах, с разными людьми.
Но я больше не могу. Кажется, теряю сознание. Выключаю компьютер, включаю телефоны, бросаюсь в ванную и сую голову под кран с холодной водой.
Там меня и нашел Кирилл — на кафеле в мокром халате, застывшей и помертвевшей. Он вытащил меня в кухню, заставил выпить несколько глотков вина и уплыл в моих глазах вместе с кухней. Бешеный вихрь в голове остановился, когда на мой лоб легло мокрое полотенце.
— У тебя температура почти сорок, — сказал Кирилл. — Наверное, грипп. Вызвать врача?
— Нет, — прохрипела я. — Это интоксикация. Отравленная кровь. А я даже не досмотрела до конца…
Тот незнакомец
Страшная резь в глазах. Боль вонзается в мозг, мешает ему отключиться. Я крепко сжимаю веки, прижимаю к ним ладони. Там, как инородные тела, как острые осколки, рвут нервы и капилляры застрявшие изображения. Они не уходят, не расплываются, не вытекают со слезами. Взгляды, руки, лица, раны…
Я не знаю, сколько прошло времени. Когда удается открыть глаза, вижу в кровавом тумане сгорбленную спину Кирилла, его опущенные плечи. Он сидит у компьютера и смотрит кино Зины. Или уже пересматривает в сотый раз. Мне так жалко эту спину, эти сильные плечи, этого странного и прелестного человека, который переступил мой порог, чтобы найти свою радость, а получил вот это. Сидит, как прикованный к стулу пленник, и терпит эту муку. Его боль совсем другая, не такая, как моя. В мужчине живет и свой палач — ревность. А тут для него такое раздолье.
Я зарываюсь лицом в подушку и взываю к своей температуре: «Помоги, расплавь все это в огне». И, кажется, немного получается. Отдельные кусочки изображений вспыхивают, пылают, туманятся. Остается только одно. Жаркий взгляд того незнакомца, который был с мамой на похоронах Артема.
Не могу сейчас вспоминать, встречала ли когда-то такого мужчину. Просто понимаю, что в жизни мамы это не случайный прохожий. У него спокойный и надменный взгляд человека, владеющего ситуацией, а его рука держит маму за локоть уверенно и по-хозяйски. И странное сходство с Артуром. Такие же глаза, как огромные маслины, только у Артура они тонули в сумасшедшем пламени. Этот мужчина намного старше и безучастен, невозмутим, как скала.
Я просыпаюсь от собственного всхлипа, сразу начинаю выпутываться из мокрых ресниц и прядей волос. И, как сквозь стену дождя, вижу силуэты Кирилла и Сергея. Они хлопочут вокруг меня, как няньки. Кто-то из них уже снял мою мокрую ночную рубашку. Меня обтирают теплыми полотенцами, закутывают в сухие. Температура унесла с собой мои осколки из глаз, жар и оковы тяжелого сна. Осталось только страшное бессилие. Но я пытаюсь пошевелиться в этих полотенцах, разворачиваюсь, как беспокойный младенец. Смотрю на свое голое тело, на двух мужиков, которые возвращают его к жизни. Они сосредоточенны и озабоченны, как хирурги или кормящие матери. И вдруг чувствую комизм ситуации.
— Вот и дожили мы до секса втроем, — произношу я.
Они синхронно замирают и смотрят на меня с недоумением. Потом Сергей констатирует:
— Клиент будет жить, так мне кажется.
— И юмор у него, как всегда, безобразный, — сердито говорит Кирилл. — Пришла в себя, так иди сама мойся. А я приготовлю какую-нибудь еду. И дам отбой «Скорой». Мы ее вызывали к умирающей.
Никогда не растягивала болезни, тоску, страхи и обиды. Как и радости не смаковала, когда кончается разумное время. В жизни мало места, нужно уметь устанавливать границы, поднимать ограды. Если я вчера умирала, придавленная коварным замыслом Зины и своими ожившими бедами, — это не помешает мне сегодня жить и делать все то, что я собиралась. Тем более я собиралась всего лишь что-то понять, в чем-то разобраться, найти причину. Узнать правду. Любую.
А для того чтобы узнать правду, у меня есть такие замечательные помощники и соратники. И это одна из причин, по которой мне непременно нужно быть в форме. Сергей и Кирилл — люди дела, первый вообще без сомнений и комплексов. Их нужно держать в узде, как застоявшихся скакунов. Как бы не смели они с моего пути заботливую и предусмотрительную Зину с ее дебютом в кино и уникальными материалами.
После завтрака мы досматриваем все вместе злосчастное кино, отмечаем кадры, в которых мама с разными людьми — знакомыми и незнакомыми, фиксируем все события и места, нуждающиеся в проверке или уточнении. Да, рядом с мамой не раз появлялся Илья Пастухов. Отношения явно дружеские. А тот незнакомец был еще в двух кадрах. В одном стоял рядом с мамой на каком-то официальном приеме, на втором смотрел на нее со стороны на выступлении мамы в каком-то провинциальном клубе. Во втором ряду сидела Диана Бедун. Это было совсем недавно: мама уже такая, какой была в последний год. Диана — как на видео, в котором она проклинает всех подряд. И на маму она смотрит пристально, подозрительно и недобро. Глаза Николая Бедуна мрачно поблескивают на ее грубом лице. Значит, Зина в курсе всего. Значит, она и сейчас вовсе не одинока, на нее по-прежнему работает ее бывшая охрана. Вот почему ей приходится экономить и давиться в очереди за бесплатным супчиком. Зрелища важнее, чем хлеб, даже для скупой жабы Зины. Надо же, она не так уж и отупела от своих колес.
