Остров Туманный больше не стоит напротив Городишка, а носится по волжским волнам то по течению, то против него. Совершенно так мечется по небу манья, звезда тоскливая, блуждающая… Само собой, высадиться на его берег никто не решается, да и не подпустит к себе Остров никого: так начнет колыхаться, такую волну от себя погонит, что как бы не потопил твою лодку. Тут уж не до высадки!
Теперь никому не узнать, куда скрылось белое озеро, обиталище туманов, и, само собой, никто и никогда не увидит то странное дерево, которое с некоторых пор появилось на Острове.
А случилось это так.
Змеиное тело долго висело на ветке осины, пока тоже не покрылось древесной корой. Постепенно из коры пробились побеги, которые сплелись с осиновыми ветвями. Листья их смешались и разрослись так буйно, что за ними уже почти не видны змеиные глаза: зеленый и голубой. Теперь это глаза дерева. По большей части они дремлют, но иногда поднимают заскорузлые веки и точат слезы. Случается это, когда с куста шиповника, цветущего круглый год и особенно пышно зимой, ветер обрывает белые лепестки и приносит к дереву…
Человек, знающий, что произошло на Острове, увидев эти слезы, наверное, тоже заплакал бы. Беда только, что из шестерых знающих остались в живых лишь двое, да и те стараются даже не думать и не вспоминать, что там творилось.
Слишком это было страшно. И слишком многое там осталось… осталось безвозвратно!
Безвозвратно – это значит не вернется никогда.
Или… или, может быть, никогда не говори «никогда»?
Роман Волков
Рождественский кошмар
Из легенд школы № 4 города Пенза
Глава первая
– Чеооорт! – ежась от холода простонал Роман, быстро добегая от кровати до стула, где висели домашние спортивные штаны и кофта. В комнате была холодина, хотя батареи работали на полную, а мама вчера включила еще и электрический обогреватель.
Обогреватель призывно светился теплым оранжевым сиянием, но почему-то не грел. Вот просто совершенно. Впрочем, батареи тоже не грели. Ничего не грело. Холод в комнате стоял собачий, и парень весь покрылся гусиной кожей, пока лихорадочно натягивал на себя одежду. Хотелось, чтобы стало тепло. Ну или хотя бы немножко теплее. Потому что то, что творилось в Пензе вообще и в квартире Волкогоновых в частности, не лезло ни в какие ворота, не укладывалось ни в какую теорию вероятностей и здравомыслия, да и вообще просто не могло быть. Но было.
Роман даже боялся посмотреть на термометр, чтобы узнать, сколько градусов «за бортом», так как даже «на борту» холод заставлял зубы выбивать ритмы тарантеллы, а изо рта разве что пар не шел. Хотя до этого, наверное, уже совсем недалеко – всего градус-другой. Тихо ругаясь и стуча зубами, Волкогонов натянул на себя чуть ли не все теплые вещи, которые подвернулись под руку, и быстро побежал в ванную.
Первые числа декабря обрушились на Пензу чудовищным холодом. Температура внезапно понизилась до минус тридцати пяти и застыла там намертво. Шкала градусников только изредка поднималась до отметки минус тридцать, и это было уже радостью, потому что город превратился в ледяную пустыню и постепенно вмерзал сам в себя. Такого аномального мороза не помнил никто. Даже вездесущие и всезнающие бабульки помалкивали, кутаясь в миллионы платков, кофт и старых шуб. В канализациях и стенах домов регулярно от холода лопались трубы. Электропровода рвались под гнетом льда, который намерзал с почти видимой скоростью. Городское управление сбивалось с ног, пытаясь поддерживать жизнеспособность коммунальных услуг, но получалось плохо. Из-за низкой температуры планомерно отказывали все коммуникации.
И к такому повороту нельзя было подготовиться заранее – ведь в Пензе никогда не было таких морозов. Да их просто не могло быть! Мы же не за полярным кругом, в конце концов, и не в Антарктиде, так откуда взяться таким температурам? Само собой, к ним никто не готовился. Ну, надо признаться, у нас и к небольшим-то холодам не принято готовиться, а уж к таким и подавно. Дело дошло до того, что в квартирах пропадала вода или свет – или и то, и другое сразу. Мороз сковал город намертво. И с каждым днем положение становилось только хуже, а поделать с этим никто ничего не мог.
Роман открутил кран горячей воды на полную, но в трубах раздалось только слабое недовольное всхлипывание. Переминаясь с ноги на ногу и похлопывая себя руками, чтоб немного разогнать кровь и согреться, парень пару секунд ошарашенно смотрел туда, где должна была быть водяная струя. Верить в случившееся не хотелось – еще до вчерашнего вечера у них была горячая вода и можно было умыться без ужаса и содрогания. Да что там! Можно было даже залезть в горячую ванну, когда мороз доставал уже до костей. Но, похоже, лафа закончилась.
– Ну неееет! – взмолился Роман, безуспешно закрывая и открывая кран в тщетной надежде, что вот сейчас струйка спасительной теплой влаги все-таки потечет. – Отстой!
Приходилось смириться с неизбежностью – горячей воды больше не было. Пустив тонкую струйку из холодеющего крана, парень быстро почистил зубы, ополоснул лицо и стал тереть его махровым полотенцем. Вода была ледяная – руки и лицо моментально одеревенели.
– Горячей воды нет, – констатировал Роман, выходя на кухню и садясь завтракать.
Отец, уже одетый в полицейскую форму с погонами подполковника, сокрушенно кивнул, допивая кофе.
– Оденься в школу потеплее, – в своей обычной назидательной манере заметила мама, кладя на тарелку яичницу и ставя на стол чашку с чаем.
«Ваш кэп очевидность», – хмыкнул про себя Роман, но вслух решил ничего не произносить. В последние дни родители и так были достаточно мрачными, чтобы сыну стало ясно: гусей лучше не дразнить, если не хочешь нарваться на полтора часа наставлений и упреков.
Волкогонов-младший молча кивнул, сунул в рот кусок яичницы и посмотрел в окно. Там царила белая, как тополиный пух, беспросветная мгла. Разве что еще не намело таких огромных гор снега. Белым было все: небо, залепленное облаками, тротуары, крыши. Даже стены домов и витрины казались белыми из-за инея, который затянул бархатной пленкой каждую поверхность, каждую щель и выпуклость.
Из кухонного окна – мама, видимо, протерла его совсем недавно – сквозь тонкую наледь еще можно было рассмотреть внешний мир. Хотя успокоения это зрелище не приносило. Город постепенно заносило снегом и сковывало безжалостным дыханием холода.
В такую погоду на прогулку не выйдешь. Даже дорога до школы становилась испытанием – приходилось периодически заскакивать в магазины и парадные, чтобы немного отогреться, а то лицо и руки просто отваливались. И было не важно, сколько шарфов ты на себя намотал и сколько перчаток и рукавиц надел – они не спасали.
– Проклятый мороз!!!
У Романа, кроме всего прочего, был еще и дополнительный повод ненавидеть эту аномальную зиму. После истории с апейроном ему все же удалось привлечь к себе внимание Юли. Можно было даже сказать, что они стали встречаться. Правда, парню до сих пор в это не верилось. А поскольку сейчас они виделись только в скайпе – ведь ни о каких свиданиях при минус двадцати пяти и штормовом ветре и речи быть не могло, – то радость от отношений с возлюбленной и вовсе улетучилась. Казалось, что Волкогонов снова откатился к тому моменту, когда мог только издали наблюдать за Юлей, вздыхать и писать душещипательные стихи. Ни за руку взять, ни обнять, ни даже просто ощутить ее тепло рядом. Только картинка в скайпе и неловкая болтовня ни о чем.
