В Сети появились инструкции, которые описывали симптомы переохлаждения и рекомендовали людям следить за своими близкими и за собственным состоянием. Роман даже ходил с мамой проведывать бабушку. Она отказывалась перебраться к ним домой и уверяла, что прекрасно переждет холода и в своей квартире, где у нее есть обогреватели и запасы еды.
Посидев у бабушки в гостях, Волкогоновы отправились домой. Но через пару кварталов парень заметил, что ноги у мамы начинают подкашиваться, а рука, которой она держалась за локоть сына, ощутимо дрожит.
– Мам, тебе нехорошо? – озабоченно спросил Роман, останавливаясь.
– Нет-нет, все в порядке. Все прекрасно, – каким-то чужим голосом ответила мама и расплылась в счастливой улыбке. Парень видел, что она вся дрожит и еле держится на ногах, но продолжает улыбаться и бубнить, что все хорошо. А через минуту глаза у матери стали закатываться, из горла послышался невнятный клекот, пересыпанный отдельными словами: – Какая красота… вижу… да-да, конечно.
Она начала вырываться из рук сына, будто хотела бежать куда-то, к чему-то, что видела только она одна:
– Пусти! Пусти, мне жарко. Мне надо идти!
Чуть не плача, парень сжимал ее руку, но мама вдруг пришла в себя и как ни в чем не бывало быстро зашагала рядом с сыном. Он решил ничего ей не говорить.
Потом несколько подобных приступов случилось и в школе. Теперь на занятия ходили только старшеклассники, и то не все. Нескольких госпитализировали, а некоторые вынырнули из забытья в медпункте и не захотели ехать в больницу. Но у всех эти приступы протекали одинаково, как по учебнику, если бы вы читали статью о симптомах переохлаждения: сначала дрожь в теле, потом ощущение эйфории, проблемы с координацией, галлюцинации, потом человеку становится жарко, он начинает сбрасывать с себя одежду, а в конце просто падает и засыпает.
Те, кто очнулся в медпункте и решил остаться в школе, рассказывали одно и то же. Перед ними представал какой-то другой мир – темный и недобрый, где все было укрыто льдом. В небе пламенело северное сияние, а вокруг стояла такая оглушительная тишина, что казалось, слышно, как падают снежинки. Но ты не успеваешь испугаться – через мгновение на тебя накатывает приступ всепоглощающего счастья, восторга и радости. Окружающий ледяной мир кажется до невозможности прекрасным и манящим. Хочется остаться в нем навсегда. Хочется, чтобы сон не заканчивался. А потом приходит обжигающий жар. Он вырывает тебя из эйфории, и ты просыпаешься и снова оказываешься здесь. И прежде чем открыть глаза, ты думаешь, что это тепло собственного тела вернуло тебя назад из той ледяной пустыни, в которой ты чуть не остался навеки. Все это звучало для Романа не более чем странно, пока однажды он и сам не очнулся в медпункте.
Вспоминая об этом, парень решил, что нужно сходить в бункер и поговорить с Дмитрием Николаевичем. Роману сейчас очень нужна была поддержка, кто-нибудь, кто сказал бы, что все будет хорошо.
На следующий день он сразу после уроков пошел в литературный клуб. Инюшкин сидел за столом в пальто, закутанный толстым шарфом, придвинув поближе обогреватель. Перед ним, как обычно, были разложены бумаги, рисунки и наброски – новогодний утренник пока так и не отменили, поэтому к нему понемногу продолжали готовиться. Из магнитофона лилась тихая музыка, плавая посреди холодного помещения.
– Дмитрий Николаевич, можно?
– Да-да, Роман, конечно. Заходи. – Учитель сделал приглашающий жест и потер озябшие пальцы. – Что-то случилось?
Парень нерешительно подошел и уселся на край стула, пристроив рядом свой рюкзак.
– Ну, пока не то чтобы случилось. Просто… – Начать разговор было ужасно сложно. Однако чем больше Волкогонов говорил, тем легче слова складывались в предложения. Когда он дошел до описания своих видений в момент обморока, Дмитрий Николаевич нахмурился, но слушал не перебивая.
– И когда я очнулся, внутри было пусто и холодно, словно тепло осталось только на поверхности кожи.
Инюшкин кивнул:
– А перед тем, как ты окончательно пришел в себя, ты не видел гигантскую фигуру… сущность, словно сотканную изо льда и огня?
Парень на миг задумался, а потом широко открыл глаза от удивления:
– Точно! Да, я видел ее. Она шептала в моей голове какие-то странные слова… Но я не помню какие – они были бессмысленные. Или на другом языке.
Учитель русской литературы помрачнел еще больше, встал со стула и прошелся по комнате. Он постоял минуту у полок с книгами и дисками, потом резко развернулся и заговорил глухим от напряжения голосом:
– Ты видел Деда Мороза, Роман. – И, прежде чем старшеклассник успел что-то сказать, продолжил: – Настоящего Деда Мороза. Не сказочного. На Руси его называли Студенец, Мороз Иванович или Карачун. Тот, «который железо ломает и на лету птицу бьет». В славянских поверьях говорится, что он приходит, чтобы сковать льдами всю землю.
Последние слова повисли в воздухе двумя снежными глыбами.
Роман во все глаза смотрел на Инюшкина и не мог поверить. Но в то же время внутри крепло осознание, что все, сказанное учителем, правда. И от этого становилось жутко.
– Как гибель мира? Почему? – Глупые вопросы срывались с языка сами собой, и Волкогонов ничего не мог поделать. Он не хотел, чтобы услышанное становилось реальностью, и всеми силами пытался оттянуть этот момент, дать себе еще минутку пожить в мире, где не бывает чудес и армагеддонов.
– Но самое страшное, Роман, – продолжал между тем Дмитрий Николаевич, глядя в пустоту и не слыша слов ученика, – что, похоже, это я его призвал. Я прочел заклинание на рисунке со снежинкой и открыл Морозу ворота… И не знаю, что теперь делать.
Глава десятая
Для того чтобы закрыть ворота из чертогов Мороза, надо было понять, как же их удалось открыть.
Обсуждая сложившуюся ситуацию, напарники пришли к заключению, что великий Мороз вызвало к жизни то самое заклинание, которое по неосторожности прочитал на рисунке Дмитрий Николаевич. А раз Мороза можно было вызвать, значит, должен существовать и какой-то способ загнать его обратно. Учитель русского языка ходил по библиотекам, а Волкогонов лопатил Интернет. Они перебрали обряды всех доступных культов, прикладывали к словам на снежинке различные языки, добрались даже до мордовской группы, но ни мокша, ни эрьзя им не помогли.
Следующие несколько дней Инюшкин и Волкогонов посвятили поискам зацепок, которые помогли бы им найти Инессу Октябреву или кого-то из ее родных. Они обзвонили все больницы и «Скорые помощи», нашли даже архивы комсомольских ячеек, которые работали в Пензе до 91-го года, но, к огромному своему разочарованию, ничего не достигли.
Между тем холода все усиливались, и число людей, пострадавших от переохлаждения, росло. Смертельных случаев пока не было, но можно было не сомневаться, что еще неделя таких жутких морозов – и они появятся.
Волкогонов последнее время очень плохо спал, до утра засиживаясь за компьютером и не прекращая поиски. Нужно было бы сделать перерыв, немного передохнуть, но парень не мог – он понимал, что от него снова слишком многое зависит. Да и Дмитрию Николаевичу больше не на кого положиться, кроме него. Однако взять паузу все-таки пришлось – мама попросила сходить к бабушке и утеплить получше ее квартиру, несмотря на то что Зинаида Степановна уверяла, что сама утеплилась лучше некуда.
