Валюшка с отвращением отвернулась и заметила, что Азанде вдруг уставился на двух черных птиц, которые появились со стороны Острова, сделали круг над пристанью и, повернув обратно, словно бы растаяли в легкой дымке, реявшей над Островом.
– Черные птицы, – брезгливо буркнул Азанде. – Плохо! Грифы, которые питаются падалью!
– Это не грифы, – с тревогой в голосе сказал Витки Сейтман, который тоже смотрел на птиц. – Это вороны! И я согласен, что их появление не к добру.
– Почему? – спросила Валюшка.
– Мне кажется, это вороны О́дина, – пробормотал Витки Сейтман и, заметив недоуменные взгляды, пояснил: – О́дин – наш верховный бог, покровитель воинов и отец колдовства. У него два ворона – Хугине и Мунине: сила мысли и памяти. К их голосам прислушивается Один, у них выведывает глубинные тайны – и высылает их к тем, кого хочет предостеречь или напугать…
Лёнечка, конечно, не мог остаться в стороне:
– Есть у воронов свой царь-ворон, и сидит он в гнезде, свитом на семи дубах.
– Все высказались? – с откровенной издевкой осведомился Альфа. – Может, начнем посадку? Время не идет, а летит!
Валер взглянул на «Ролекс» – половина восьмого.
Потом он заметил, что Ганка тоже смотрит на часы – его часы! – и забыл о времени.
– Валерий, мы с вами поднимаемся на борт первыми, – вернул его к реальности Альфа. – За нами следуют Валентина и Витки Сейтман, потом Леонид и Азанде.
Имя Ганки не было названо, и Валюшка радостно встрепенулась: «Она с нами не едет? Для нее ведь нет сопровождающего! Неужели останется? Ну… тогда для меня еще не всё потеряно!»
В это мгновение Ганка, словно услышав Валюшкины мысли, так взглянула на нее, что та мгновенно поняла: Ганка на берегу не останется, а Валюшке ничего не светит…
Самое поразительное, что в Ганкиных глазах было не торжество, а сочувствие! Они светились этим сочувствием как прожекторы!
«Понятно: счастливая соперница жалеет неудачницу!» – обиделась Валюшка и показала Ганке язык.
Та вздохнула и опустила свои прожекторы. И, к великому огорчению Валюшки, тоже поднялась на катер.
* * *
Она повествует, Вёльва, она прорицает:
«У Гнипахеллира
рядом с Псом Лунным
Хресвельг стоит –
Хозяин погоды, владыка ветров,
Великан, нагоняющий зимнюю стужу,
Облаками играющий по своей воле.
Гарм с Хресвельгом вдвоем
Могут чертог ледяной покидать,
Чтоб на земле
Сеять раздор и погибель,
В провалы смерти живущих свергая,
Подданных Хель число умножая.
Гарм на Луну грозно воет,
Тень свою на светило бросает.
Гарм, Лунный Пёс!»
Из «Сказаний о Гарме, Лунном псе»
* * *
– Это бесполезно, – наконец произнес Витки Сейтман, первым выразив то, что давно стало понятно и другим, но с чем никто не хотел смириться.
Он еще больше побледнел, задыхался и пошатывался, так что Валюшке приходилось его придерживать.
Валюшка поразилась, насколько он худощав и легок. Удивительно, как его вообще не унесло тем ветром, который вот уже час непрерывно и мощно дул со стороны Острова, не давая катеру даже на самую малость отойти от причала!
Азанде выглядел не лучше. Он почти повис на Лёнечке, и его илю уже не урчал самодовольно, а лишь изредка постанывал, словно и у него кончились все силы.
Остальные безнадежно смотрели на свинцово-тяжелые, громоздкие, свирепые волны. Они шли по Волге от Острова вопреки всем законам течения. Вслед за волнами надвигался белый туман, настолько плотный и непроницаемый, что казалось, будто его можно резать ножом и рубить топором. Лучи прожектора катера не могли пробить эту белую массу, а отражались от нее, отбрасывались назад, почему-то приобретая пугающе-сизый оттенок, отчего лица собравшихся на палубе казались в этом свете неживыми и жутковатыми, словно лица оживших мертвецов.
А какие были предприняты усилия, чтобы оторваться наконец от старых мостков! Азанде бил в барабан, метался из стороны в сторону и подпрыгивал, на некоторое время зависая в воздухе. Черные волосы его стояли дыбом, и теперь все могли увидеть, что в них и в самом деле живет парочка скорпионов, которых не вынесло ветром только потому, что они отчаянно цеплялись клешнями за спутанные дреды. Илю рычал и ревел так, что можно было подумать, будто где-то поблизости затаились все звери Африки, явившиеся помочь Азанде. От этого рева тряслись поджилки у всех собравшихся и нервы буквально завязывались узлом, однако на ветер и туман это никак не действовало. Вернее, почти никак: иногда туман вдруг начинал расслаиваться на струи, напоминающие огромных ставших на хвосты змей, и тогда по черному, лоснящемуся от пота лицу Азанде пробегала торжествующая улыбка, однако через мгновение «змеи» исчезали, туман опять смыкался плотной стеной, а рокот илю все больше напоминал хрип умирающего, пока не превратился в жалобные стоны.
Азанде то и дело выкрикивал «Пусть колдовство умрет!» – и потрясал птичьим крылом, беспрестанно сбрызгивая его водой из специально для этой цели подставленного ведерка. Наконец крыло обвисло и потеряло всякий вид, вода в ведерке кончилась, и в конце концов Азанде сдался. Он рухнул бы на палубу, если бы его не успел подхватить Лёнечка.
Тогда настал черед Витки Сейтмана. Повинуясь то низкому, то необычайно высокому, а порой даже пронзительному звучанию его голоса, в небе вспыхивали различные руны, устремляясь в туман и ветер, словно стремительные стрелы. Однако ни одной из них не удалось пронзить белые туманные груды или пенистые валы.
Но все же старания Витки Сейтмана подействовали! Туман рассеялся, и волны улеглись. Над головами засияла великолепная, чистая голубизна, не тронутая ни единым белым облачным пятнышком.
Все закричали от радости, кроме Азанде, который взвыл от зависти. Но скоро стало ясно, что и кричать от радости не стоит, а завидовать нечему.
Да, отчетливо, даже слишком отчетливо, будто каким-то непостижимым образом приблизившись, стал виден берег Острова: песок у воды и небольшой взгорок, за которым шумел под ветром лес, простирая к реке ветви, как бы маня к себе. Но это было явное издевательство, потому что катер не мог пройти дольше пары-тройки метров – а затем словно на прозрачную стену натыкался! «Стена» эта оказалась упругой до такой степени, что отбрасывала катер назад, да с такой силой, что он едва не вылетал на берег.
– Вот же зараза… – пробормотал Альфа. – Чудит Остров, ох чудит…
Витки Сейтман, впрочем, продолжил свои песнопения, чертившие руны на невидимой стене. Однако кончилось это плохо.
Руны из нематериальных знаков почему-то превращались во вполне материальные стрелы. Все сначала глазели на них как зачарованные, однако, после того как одна из них расщепила борт катера, а вторая поразила в плечо Альфу, поспешно скрылись в рубке. Наконец Альфа приказал Витки Сейтману остановиться.
