Первое испытание ему выпало в 374 году. Тогда в Западную империю вошли разведчики кипчаков. Переправившись через Истр (Дунай), они остались на нынешних землях Венгрии и Австрии. Потом их примеру последовала вся орда. Смириться с этим мирным вторжением Рим, конечно, не мог.
Однако в первом же бою его войско было вновь опрокинуто.
На следующий год с поля боя победителями ушли римляне. Правда, праздник им испортило посольство кипчаков, посланное вслед. Оно прошло в ставку, не выказывая малейших знаков почтения, и грубо насмеялось над победителем. Император Валентиниан не смог пережить оскорбление, он даже задрожал от неописуемой ярости и тут же скончался.
А на плодородных дунайских землях утвердились города и станицы кипчаков — первые в Западной Европе. Поселенцев называли «гуннами», «алеманнами», «остготами» и «вестготами». Сохранилось, явно искаженное, имя хана, предводителя орды вестготов — Фритигерн. Так и остался он на века в легендах и хрониках с этим странным для тюрка прозвищем.
Но имена основателей родов дошли до нас без искажений, в тюркском звучании. Вестготы принадлежали роду Балтов (по-тюркски — «секира»), а остготы — роду Амалов («тихий», «спокойный», «кроткий»). Это европейские хроники зафиксировали точно.
9 августа 378 года римские войска вновь испытывали на берегу Дуная тюркскую конницу. И опять переоценили себя. Фланговая атака всадников была ошеломительной… После той битвы Западная империя окончательно лишилась армии.
И вот тогда Рим вынужден был признать кипчаков.
Нравы старого Рима
Проиграв в открытом сражении, римляне стали искать успех в политике. И нашли. Через византийского императора Феодосия I они достигли-таки желаемого. Здесь их победы налицо.
О Феодосии сохранились разноречивые сведения. Он слыл бездельником, который вел праздную жизнь. На самом деле это был скрытный и умный политик: все его начинания имели удивительный успех. В 380 году он издал закон, осуждающий язычество, потом еще один — о единстве веры. К тому времени, когда Феодосий стал правителем и Византии, и Рима, он утвердил веру в Бога Небесного во всем западном мире. Однако в Риме к этому не были готовы, известие застало людей врасплох.
В императоре уживались несколько человек сразу. Он был христианином, но получал удовольствие от пыток подданных. Злой и жестокий, он действовал непредсказуемо, любил удивлять свиту своими неожиданными выходками. Но во всем у него был тонкий расчет. Никто не понял его и в 382 году, когда Феодосий пригласил тюркскую орду (военный союз родов) на земли Западной империи.
Пригласил кипчаков, которых Рим презирал и смертельно боялся!
Феодосий велел даровать им поместья, но с условием, чтобы дети землевладельцев служили в его армии. Эти поместья стали как бы маленькими иностранными государствами: там говорили по-тюркски, подчинялись тюркским законам и правителям. Они не были подвластны Империи. Имели полную свободу и независимость во всем.
О тех временах, пожалуй, лучше всего говорят тюркские географические названия, которые пришли вместе с тюрками. Их много. Они всюду в Западной Европе, там, где селились кипчаки. Например, один из пиков в нынешней Швейцарии с тех пор носит имя Тендри. Видимо, он, этот пик, напоминал алтайскую гору Хан-Тенгри.
Свободные поселения тюрков… Они вызвали в Европе что-то похожее на взрыв ярости. Особенно после того, как помещиков-римлян обязали треть своей пашни отдать тюркам, а лесные угодья поделить пополам.
Эту акцию назвали Гостеприимство, в императорском указе записано именно такое слово. С него все и началось.
Прежде действовал строжайший закон, запрещавший браки между римлянами и тюрками. Теперь его отменили. Наоборот, смешанные браки даже приветствовали. В Риме началась повальная мода на тюркскую одежду, которая была и теплее, и удобнее. Аристократы полюбили красивые шерстяные рубашки, штаны, шаровары, епанчи (накидки) кипчаков.
Все смешалось в Европе, все менялось там на глазах.
Тюрки, эти «дикие варвары», вошли в свиту императора. Заняли ответственные посты. Арбогаст, чье имя по-тюркски означало «рыжая глотка», стал учителем солдат, то есть главнокомандующим. Голос военачальника звучал, как раскаты грома.
Этот громогласный грубиян чувствовал себя в свите очень свободно. А когда его попытались сместить, он дерзко бросил в лицо императору: «Моя власть не зависит от твоей улыбки или нахмуренных бровей»… Через пару дней императора нашли задушенным в собственной постели.
Один из современников тех событий оставил такие строки: «Титул сенатора, который в античные времена казался римлянам вершиной всех почестей, превратился из-за этих белокурых варваров во что-то жалкое…»
Правильно. Так и стало. Никто из патрициев Рима не мог соперничать с тюрками в военном или государственном искусстве. Никто из плебеев не мог так умело возделывать землю, растить скот, строить города и храмы. Римляне были слишком изнеженными и слабыми. Им оставалось одно — ненавидеть «белокурых варваров».
В Западной Европе все повторяло историю зарождения Византии. Здесь тоже сошлись две культуры — Востока и Запада. Здесь тоже тюрки утверждали свое лидерство, но уже в латинском обществе.
Восток явно побеждал, но ему мешала Великая Степь. Мешали ее традиции, степные адаты: они, как гири, висели на шеях кипчаков, стесняли их действия. Именно воспитание не позволило Арбогасту взять власть в Западной империи, хотя фактически она была в его руках — все-таки главнокомандующий! По адатам, он не имел права быть императором, потому что не родился в семье правителя. Бог не благословил его на трон.
Европейцы быстро ухватились за эту уязвимую жилку тюрков — за их верность слову и закону. Благородство тюрков с тех пор служило им во вред, и враги мастерски использовали это.
Правители Рима и Византии, не боясь, приближали кипчаков, доверяли им свою охрану, прислушивались к их советам. Тюрки обходилось казне дешево. Степь приучила дорожить малым…
Правда, приняв на службу кипчаков, желанного мира в Империи не смог достичь ни Феодосий, ни другие императоры. Наоборот, беспорядки участились. Но начинали их не степняки. Причина — нетерпимость и высокомерие римлян. Века владычества развратили их.
Став христианами, римляне не «полюбили ближнего своего» — граждан, говорящих по-тюркски. Указы императора здесь были бессильны, уговоры — тоже.
Бессмысленная злоба душила их. Они не желали служить в армии, нарочно уродовали себя, лишь бы избежать службы. И тюрки, их защитники, которые не щадили себя, стали предметом унижений. Их откровенно не жалели, как не жалеют рабов. Над ними подшучивали. Поэты сочиняли небылицы, одну хуже другой… Даже когда император говорил о народе Империи как о «равном и связанном единым именем», не смолкали ехидные насмешки.
Чего стоят, например, такие слова: «Они чудовищно безобразны и бесформенны, эти двуногие звери, похожие на пни, которые, как идолы, стоят у мостов…» «Как неразумные животные не понимают разницы между истинным и ложным…» Знать Рима требовала даже выслать кипчаков за пределы Империи либо превратить их в рабов.
