Джума-мечеть доказывает, эту Истину не переиначить.
Кажущаяся нечеткость архитектуры мечети не смущает, наоборот, укрепляет гордость за Дербент, за его историю. Лучше примера не надо! «Можно уродовать людей, – подумал я, – можно сжечь все на свете книги, но еще никто не переписал “музыку, застывшую в камне”. Ее мелодии вечны». Архитектурные памятники живут веками, цензура над ними бессильна. Значит, ниточка от отца к сыну в Дербенте не прервалась, когда город захватили арабы. Значит… Все может быть.
Приход ислама в Дербент сменил обряд, но не веру в Бога Единого. Уяснив это, я, кажется, понял мусульман, их тогдашнее «назидательное» поведение. Они сторонники Единобожия, но живут с другими правилами веры. Возможно, более современными. Возможно, нет. Арабы пролили немало крови, вырвали немало глаз, прежде чем поняли эту ясную мысль, которую не могут понять современные политики: вера в Бога Единого не разъединяет, а, наоборот, роднит людей. Она сплачивает народы, несмотря на различия в обряде богослужения.
Отсюда главный мой вывод, который я нашел именно в Дербенте: веротерпимость – часть жизни кавказцев. (84)
Собственно, веротерпимость и есть Кавказ, менталитет четвертой расы человечества. Именно этот, братский, образ мысли демонстрировала на протяжении веков Кавказская Албания, страна, по-моему, сравнимая разве что с Тибетом или индийским Кашмиром, святыми местами Евразии, где тоже главенствовал дух, вера. Таким «теплым» для духа местом было забытое уже Семиречье, что покоится на территории нынешнего Казахстана, а ведь с него начинались Дешт-и-Кипчак, культура Великой Степи и ее аристократия (старший жуз, древнейшие тюркские роды).
Что самое показательное, Дербент с тех пор не знал ни одной религиозной войны, хотя веками здесь жили бок об бок общины мусульман, христиан, иудеев, армян, русских староверов, мирно жили они… Как говорится, здоровому человеку врач не нужен.
Просто, как же просто устроена жизнь там, где чтят законы мироздания и братства.
Могила Святого Георгия
И еще об одной реликвии Дербента нельзя не сказать, я впервые увидел ее во сне. Это могила святого Георгия. Она во многом преобразила меня.
То не игра воображения, не желание удивить, то был предмет моего долгого и настойчивого поиска, я перечитал едва ли не всю серьезную литературу о Георгии, провел экспедицию, прежде чем увидеть сон, в котором проявилось то, о чем думал наяву. Трудно далась мысль, что при жизни его чтили лишь тюрки. Издалека шел я к ней по своим «полынным» дорогам и тропам.
Люди веками познавали подвиг Георгия и не познали его – герой все время был разный! На что я сразу обратил внимание, каждая эпоха делала его новым. Другим. С этим трудно смириться, но образ героя меняли специально, приписывая ему одну несуразицу за другой, получилось нечто абсолютно не логичное, названное «Житием Святого Георгия». Почему? Судите сами.
В IV веке этот молодой человек был символом новой веры, он, как композитор, писал музыку к опере, у которой имелся сюжет, но не было слов. «Христианство» потом назвали ее. Первый глава Албанской Апостольской церкви, внук католикоса Армении Просветителя Григория. Человек царских кровей, Аршакид. Вот кем был при жизни святой Георгий.
Есть на небе звезды, которые, как имена людей, ярки, по ним в открытом океане веков узнают путь к родным берегам. Для меня путеводной звездой был святой Георгий, по нему я нашел дорогу в Кавказскую Албанию, к порушенным храмам моей Родины.
Основателя Албанской Апостольской церкви разные народы называют по-разному. Христиане – Юрий, Егор, Георг, Хосе, Иржи. Мусульмане – Джирджис, Хадир, Кедер, Хызр, Джарган, Гюрджи, Джор… За частоколом имен стоял один человек, звезда тюркского мира, он, как железо, как храм или монастырь, был символом алтайской культуры… Здесь совершенно невероятная история. Но она, повторяю, реальна.
Руководством к поиску мне служила написанная в XIX веке книга Александра Ивановича Кирпичникова «Святой Георгий и Егорий Храбрый». Ее читал, разбирая «по косточкам» каждую фразу, каждый факт. Профессор собрал все известные науке сведения о Георгии, в том числе из мусульманских источников. Подобного обобщения в России не делал никто.
С первых страниц этой фундаментальной монографии стало понятно: святой воин не имел отношения к Риму, к римскому императору Диоклетиану – он даже не видел их. «Римский» миф родился через два века после смерти Георгия, тогда папа Геласий I ввел церковную цензуру и начал править историю религии, ему важно было приблизить все события к Риму, чтобы хоть как-то возвысить обветшалую столицу Империи.
Так в житии Георгия появился Диоклетиан, отрубленная голова и многое другое, чего не было (и не могло быть) на самом деле.
Профессор Кирпичников провел выдающееся исследование, но его «не заметили», монография пылится в библиотеке, не имея читателей. Она слишком рано увидела свет, наука, запеленатая цензурой, не готова к осмыслению сложнейших исторических тем… И по воле Неба, автор «подарил» мне свое открытие: он мог бы сам установить место казни и захоронения воина, ибо в поиске опирался не на церковные сказки и ужасы, а на палимпсесты, тексты баллад, сообщавшие детали жизни и казни Георгия. Сам он указывал на приморский город, к которому с запада примыкали горы… да-да, на ту полоску земли на берегу Каспийского моря! И крепость на ней.
География ничего не подсказала профессору-историку, решившему, что в событиях речь идет о Египте и о гигантском крокодиле вместо змея. Он не был в Дербенте, не слышал о Патриаршем престоле, не знал историю религии и традиции тюрков. А главное – не знал об Албанской церкви, первым патриархом которой и был человек, позже названный святым Георгием (Гюрги). Кирпичников показал себя блестящим ученым, но знакомым лишь с «паркетной» наукой. И в том была не его вина. Многое, очень многое к XIX веку было забыто: церковная инквизиция отбросила науку Европы во тьму незнания. Средние века стали «темными» не сами собой!.. В приведенной им балладе описаны подробности казни, не известные профессору-историку, но зато известные тюркологу. Лишь тюрки казнили, привязав жертву к хвосту дикого жеребца и пустив его в поле.
Кирпичников понял легенду о святом Георгии слишком прямо, не вняв советам географии, этнографии и мифологии – наукам, которые помогают читать зашифрованные события и образы прошлого. Тому расследованию я посвятил раздел в книге «Европа, тюрки, Великая Степь», он называется «У родника святого Георгия», поэтому повторяться не буду.
Жизнь и смерть Георгия – это страница жизни Дербента, Патриаршего престола, им безоглядно и служил воин. Друг без друга эти абзацы истории не читаются. Имел место духовный подвиг, где оружием выступало слово. Им побеждали зло.
Слово Бог сильнее меча – вот что доказал Георгий!
Именно мирный подвиг отражен на известных ранних его иконах – Ладожской, например. Или Московской. Убийства там нет. Не за убийство люди становятся святыми. За силу, исходящую от слова, за слово, укрепляющее дух, чтили Георгия, главу Албанской Апостольской Автокефальной церкви, ибо «Бог» на древнетюркском языке означает «обрести мир, покой на душе». Этому учил Дербент и его Патриарший престол – познанию Бога Единого. Тенгри.
