После провала пенсия Жученко была сильно увеличена.
Загорские Мария Алексеевна и муж ее Петр Францевич. В бумагах заграничной агентуры мы не нашли данных, которые позволили бы документально установить этапы провокаторской деятельности Загорской; изыскания в архивах Департамента тоже не помогли нам разобраться в этом темном вопросе, и мы, к сожалению, не можем и здесь прибавить чего-либо существенного к тому, что было уже нами сказано о Загорской в первой части нашей книги.
Это конечно не значит, что окончательно потеряна надежда найти пути и способы раскрыть все же «работу» этой столь ловко законспирированной секретной сотрудницы. Как мы уже говорили (1. с.), конспирация проводилась так упорно и последовательно благодаря главным образом настойчивости самой Загорской. Эта удивительная для женщины настойчивость несомненно и спасла Загорскую от «провала»; она вероятно долго еще освещала бы центральные с.-р. «сферы», если б не русская революция, когда разверзлись уста, казалось навеки запечатанные «профессиональной» тайной…
Загорская была так конспирирована, что даже вице-директору Департамента полиции Виссарионову, с которым была лично знакома, писала печатными буквами. Мы приводим это письмо как чрезвычайно характерное для того упорства, с которым эта сотрудница Рата-ева, Гартинга и Красильникова оберегала себя от «провала». Письмо от 5 / 18 мая 1912 года.
«Многоуважаемый Сергей Евлампиевич!
А. А.
[55] мне передал, что получил распоряжение о прекращении со мной свиданий и о передаче меня другому лицу.
А. А. предлагал мне уже неоднократно и даже настаивал перейти к этому другому лицу, но я категорически отказывалась, как и отказываюсь теперь
[56]. Те мотивы, которые мне выставил А. А., я не считаю достаточно основательными, чтобы производить в моей жизни ненужный переворот. А. А. многие знают как официальное лицо, А. А. известен адрес, — это верно, но А. А. ни с кем не виделся из тех, с кем видится лицо, мне рекомендуемое; и я нахожу, что оно (то лицо) для меня по многим причинам неудобное и опаснее (я не буду вдаваться в подробности, Вы догадаетесь сами, почему я считаю опаснее). Затем я вполне надеюсь на конспиративность и аккуратность А. А. и несмотря на его «популярность», без всякой боязни иду на свидания.
А затем Вы хоть немного должны вникнуть в психологию субъекта при переходе от одного лица к другому. Не надо быть особенно наблюдательным, чтобы не подметить, что должен чувствовать человек, находящийся в таких условиях, при знакомстве с каждым новым лицом. Вспомните наше знакомство с Вами, от которого я так долго и упорно отказывалась. Нельзя силой заставить раскрыть свою душу и довериться, не присмотревшись. А от этого может сильно пострадать дело, тем более теперь. Да наконец у нас с А. А. установилась очень «удобная» переписка, к тому же скоро каникулы, и мне кажется, новое знакомство совсем ни к чему.
Я очень извиняюсь, многоуважаемый Сергей Евлампиевич, что беспокою Вас этим письмом, но Ваше решение причинило мне столько волнений, что я принуждена была обратиться к Вам, и убедительно прошу Вас оставить все как было до сих пор. Ведь право же нам на месте гораздо виднее.
С глубоким уважением
Преданная Вам С.».
Департамент полиции не внял этой женской слезнице и настаивал на «передаче» Загорской в ведение подполковника Эргардта, но упорная сотрудница настояла на своем и до конца вела сношение лишь с Красильниковым.
Провокаторская карьера мужа Загорской, Петра Францевича Загорского, тоже далеко еще не выяснена, но она позволяет с большей долей вероятности предположить, что Марья Алексеевна начала служить в охранке с 1901–1902 годов, когда Ратаев, несомненный «крестный отец» Загорской, состоял еще начальником Особого отдела Департамента полиции, но уже был на отлете за границу.
П. Ф. Загорский был «заагентурен» Манусевичем-Мануйловым в 1901 году в Риме и «освещал», как и его патрон, главным образом поляков-ка-толиков. Когда летом 1901 года Манусевич-Мануйлов приехал в Петроград, то он перетащил с собою Загорского и пристроил его к Департаменту. Вначале Манусевич-Мануйлов даже собственноручно писал доклады Департаменту полиции на основании «освещений» Загорского, но вскоре молодой провокатор эмансипировался и доставлял свои доносы непосредственно в Департамент полиции; писал он в течение долгого времени по-немецки, изредка по-польски. «Работал» Загорский и в Петрограде, и в Варшаве, главным образом над поляками — освещал Садковского, Завадского, Вазвицкого, Чечевинского, Закрчевского и десятки других, доносил на Чечота и Мазуркевича как пособников побега из больницы Пилсудского, но не брезговал начинающий провокатор и русскими — освещал Тото-мианца, Ст. Ст. Семенова (друга Тотомианца), Ходского, Котельникова, анархиста Гоходмана и так далее. В России чета Загорских пробыла недолго и вероятно вместе с Ратаевым (в 1902 году, может быть в 1903 году) перекочевала в Париж. Дальнейшая «карьера» Загорского еще не выяснена, в числе секретных сотрудников заграничной агентуры он не числится, но несомненно стоял в тесной связи с каким-нибудь учреждением русской полиции, вернее всего с Департаментом полиции, а может быть, ввиду несомненной энциклопедичности этого провокатора, и с полициями других государств. Супруги Загорские подлежат еще дальнейшему выяснению.
Землянский Иван Федорович, крестьянин Хвалынского уезда Адаевщинской волости села Масленщик (31 год). Привлекался в 1910 году при бакинском губернском жандармском управлении к дознанию о местной организации с.-p.; судом был оправдан.
17 августа 1915 года обратился при посредстве русской дипломатической миссии в Стокгольме с письмом к начальнику московского охранного отделения, в котором писал: «Будучи осведомлен о некоторых предполагающихся шагах центральных организаций революционеров с.-д. партий, находящихся за границей… предлагаю Вам сотрудничество в борьбе с ними».
Землянский был рекомендован Департаментом полиции заграничной агентуре, но, по свидетельству заведующего последней, соглашение сним не состоялось.
Золотаренко Александр Петрович, он же Александр Зиновьев — художник. Секретный сотрудник заграничной агентуры под кличками «Сенатор» и «Матисса», освещал с.-р. и В. Л. Бурцева.
Каминчан Гавриил Спиридонович, мещанин г. Кишинева. Состоял секретным сотрудником пермского губернского жандармского управления под кличкой «Инженер,» освещал партию с.-р. Был командирован полковником Комиссаровым в сентябре 1910 года в Швейцарию «в целях получения надлежащих связей на Урале». В январе 1911 года Каминчан был отозван в Россию, так как по выражению Департамента полиции «судебным трибуналом ему предъявлено обвинение в сношениях его в бытность в середине 1909 года в Чите с ротмистром Стахурским, какое обстоятельство действительно и имело место».
Каплун Борис Борисович, сын делопроизводителя канцелярии и туркмен иста некого генерал-губернатора, родился в 1882 году в Ташкенте.
