Алексею хотелось встать и выйти на свежий воздух, но он боялся, что не устоит на ногах. Что голова заболит еще сильнее, закружится и он рухнет обратно. Речкин не хотел выглядеть немощным и в глазах Михаила, и в глазах Титова, и в глазах этих, незнакомых ему бойцов. Не хотел отвлекать на себя внимание, столь нужное тяжело раненным, и быть обузой.
– Паша, а где мои бойцы, которые меня сюда принесли? – вновь поинтересовался беспокоящим его вопросом Алексей, но теперь уже у Титова.
– Пограничники твои? Неподалеку здесь. Смелые ребята, надо сказать! Успели уже немчуре хвосты позакручивать!
Ротный замер у одного из пулеметов, что-то разглядывая извне ДОТа через амбразуру. Затем обернулся и обратился к кому-то из бойцов, что тихо общались в тамбуре, тоном скорее товарищеским, нежели распорядительным:
– Контоев, позови, пожалуйста, сюда этих двух пограничников!
В ответ железным басом скрипнула металлическая дверь сооружения.
Титов немного постоял у амбразуры, затем прошел в тамбур. Там он завел разговор с бойцами. Говорили тихо, вполголоса, чтобы не тревожить раненых, но в тесном пространстве, где каменно-бетонные стены отражали и усиливали звук не хуже, чем в акустической студии, голоса их слышались ясно.
Из непродолжительной беседы Речкин понял, что около часа назад немцам удалось прорвать оборону роты на левом фланге и укрепиться на вершине высоты, где располагался НП роты и всего батальона. Теперь же Титов планировал попытаться выбить немцев оттуда.
Прорвались? Где именно? Сколько сейчас немцев на высоте и сколько бойцов осталось у Титова? Есть ли вообще шансы выбить егерей? Речкину было неудобно засыпать сейчас ротного расспросами. Алексей пытался понять главное для себя самого – способен ли встать на ноги и держать в руках оружие? Голова по-прежнему гудела, левая сторона ее онемела, словно не своя, и ясности в мыслях не было никакой.
Дверь вновь отворилась, привычно туго скрипнув стальными петлями, послышались чьи-то торопливые шаги в предбаннике.
– Помкомзаставы там ждет, – послышался голос Титова.
В общую комнату вошли двое в пограничной форме. Перепачканной, местами разорванной, но до сладкого бальзама на сердце знакомой и родной глазу.
– Здравия желаем, товарищ лейтенант! – козырнул первый из вошедших.
– Тише, товарищи! – сделал замечание Розенблюм, копошащийся у очередного раненого.
Речкин сразу же узнал этого пограничника. И по очертаниям лица, едва различимым в полумраке, и по голосу. Это был Логинов. Чумазый, мокрый от пота, по брови спрятавший лицо в каске, с медалью на груди, знакомый Алексею с первого дня службы на заставе, младший сержант Логинов.
– Логинов! – смущенно хмурясь, засветился улыбкой Речкин. – Ты ли?
– Я! До последней минуты точно был я! – шепотом ответил пограничник и, сделав шаг в сторону, подтолкнул вперед вошедшего вслед за ним. – Вот, вместе с Николаевым… Вновь готовы вступить под ваше руководство!
Радость пылала жарким, обжигающим костром на юных, подернутых усталостью, покрытых копотью лицах пограничников, светилась искристым огоньком глаз и радужностью улыбок.
Это была неподдельная, до последней капли искренняя радость людей, спасших своего командира и, прежде всего, товарища в ту минуту, когда их собственные жизни висели на волоске. Людей, которые каким-то невероятным образом сумели доставить его сюда, за несколько верст, следуя в двух шагах от противника, чтобы ему оказали столь необходимую медицинскую помощь, и теперь стоявших возле него, живого, понимая, что труд их не остался напрасным.
И все же, если увидеть среди своих спасителей Логинова Алексей вполне ожидал, то вот появление здесь Николаева стало для него большим сюрпризом. И совсем не потому, что Речкин питал к нему какую-то личную неприязнь, просто привык видеть этого круглолицего, чуть тучноватого паренька где-то позади остальных. Николаев послужил совсем немного, всего несколько месяцев, и за это время не зарекомендовал себя абсолютно никак… Вперед не рвался, с характерным его возрасту мальчишеским честолюбием, но и вел себя вполне дисциплинированно. С товарищами держался на расстоянии, все больше один, а свободное время проводил за чтением книг из скудной заставной библиотеки, которой заведовала супруга старшины. В тот момент Алексей даже не мог вспомнить имени этого пограничника.
Но тем не менее, видимо, из чувства благодарности, сорвалось с сухих бледных губ лейтенанта:
– Почему-то именно вас и ожидал здесь увидеть!
– Лады, Лешка! – подтянул плотнее к плечу свой трофей Титов. – Общайтесь! Скоро вернусь, заберу твоих орлов!
На прощанье он похлопал по плечу Логинова и быстро вышел из ДОТа.
– Ну рассказывайте, ребятки! Что да как? – с горящим от любопытства взором кивнул Речкин своим спасителям.
Говорил в основном Логинов. Николаев лишь вставил пару уточнений, все больше кивая под рассказ старшего товарища.
Ранило Речкина осколком гранаты, что упала в нескольких шагах от него. Ею же и контузило. После чего Алексей потерял сознание. Немцы подбирались все ближе и почти не давали высунуться пограничникам, прицельно долбя по ним из пулеметов. Кроме Речкина раненых на тот момент было еще трое. Один совсем тяжелый и идти самостоятельно не мог. Через какое-то время егеря прекратили огонь. Видимо, решили попробовать зайти к высоте с другого направления. Патронов почти не осталось, а боезапас пулеметов совсем иссяк. Пограничники решили отступать к Саритунтури, воспользовавшись заминкой. Двое остались на высоте прикрывать отход остальных. Логинов и Николаев несли раненого помначзаставы. Вынесли с высоты и второго тяжелораненого. Вскоре сзади послышались звуки боя, видимо, егеря вновь взялись за высоту. К тому времени разгорелась сильная стрельба со стороны Муста-Тунтури. Оглушительный грохот боя на Угловой не стихал ни на секунду. Чтобы пробраться к тропе, ведущей к дороге Титовка – Средний – Рыбачий, необходимо было обогнуть Саритунтури. Когда группа пограничников уже обошла могучую сопку с севера, над ними пролетела группа немецких штурмовиков. Один из них развернулся и принялся обстреливать отступающих пограничников. Бойцы кинулись врассыпную, кто куда. Логинов и Николаев с лейтенантом на руках спрятались в скальной расщелине у подножия Саритунтури. Когда немецкий самолет прекратил огонь и устремился за остальной группой, никого вокруг уже не было. Бойцы вместе с раненым лейтенантом последовали дальше. Звать своих побоялись. Несколько раз оставляли лейтенанта и обходили сопки вокруг, но так и не обнаружили остальную группу. Будто растворились все. Вскоре началась стрельба и со стороны дороги на полуострова. У пограничников патронов – кот наплакал, любая встреча с врагом не оставляла шансов на спасение. Решили свернуть с тропы, шли почти наугад. Через пару часов увидели объятую дымом Угловую. Найти 8-ю заставу так и не смогли. Логинов был на ней лишь один раз и не помнил точной дороги. Со стороны поселка Титовка клубился над сопками черный дым пожара, слышались взрывы снарядов. Все взвесив, приняли решение идти к своим, на Угловую.
