«Ах ты ж…»
Внезапно с левой стороны ему в лицо метнулась алая молния, заставляя машинально отступить назад и прикрыться щитом, тем самым закрывая себе обзор. Что это было – землянин не понял. Первая мысль – что противник воспользовался боевой магией, хотя это категорически запрещено судьями.
Потеря врага из поля зрения тут же аукнулась: почти сразу же после алой молнии, которая никак не сказалась на бойце, словно была галлюцинацией, на шлем обрушился сильнейший удар.
– А-а-а! – С ревом Костя крутанулся вокруг себя, нанося секущий удар мечом. И эта атака впервые за те минуты, что шел поединок, увенчалась успехом. Кончик меча задел выставленную вперед ногу ханца в районе паха. До тела острая зачарованная сталь не достала, но перерубила часть бронированной юбки, которая на этой ноге слезла вниз и теперь мешала Акдак’Соту совершать свои стремительные атаки и молниеносные прыжки.
«Лента! – Почти сразу же после удачного удара взгляд Маркина упал на кинжал. – Вот тебе и молния».
То, над чем он ломал голову, не веря, что опытный воин решит носить на своем оружии столь нелепое украшение, оказалось фактически тоже оружием. Ею так удобно отвлекать чужое внимание, делая взмахи кинжалом и запуская полоску ткани в лицо сопернику, инстинкты которого заставляли реагировать на стремительное движение и яркий агрессивный цвет, давая шанс обладателю кинжала атаковать длинным клинком.
Следующие несколько минут сын хана демонстрировал то, насколько он искусен в этом стиле боя. Серая молния – клинок кривого меча, и алая – лента, сплели вокруг виконта едва ли не кокон, жаля со всех сторон. Чемтэрцу пришлось уйти в глухую оборону, надеясь на прочность своих доспехов и то, что противник вот-вот выдохнется, не в силах поддерживать заданную скорость.
Но минута шла за минутой, а хан Акдак’Сот, казалось, становился только быстрее. Его меч оставил уже не одну отметину на лицевой пластине шлема Кости.
Все закончилось, когда виконт резко присел, подставляя под чужой клинок макушку шлема, и тут же, даже не дожидаясь чужого удара, просто зная, чувствуя, что смертоносная острая кривая полоска стали, покрытая магическими рунами, уже падает, подгоняемая истовым желанием владельца разрубить неподдающуюся преграду вместе с человеческим черепом, взметнулся вверх в выпаде.
Он нанес удар снизу вверх, даже не видя врага, который закружил его, заморочил яркой лентой, будто превратившейся в целую простыню, что накрыла парня с головой.
И попал.
– Каюк котенку, – негромко сказал Маркин, замерев на месте и удерживая мечом тело степняка, – больше гадить не будет.
Его меч прошел сквозь кольчужную завесу-забрало, как через паутинку, вошел в нос, пробил затылок и заднюю стенку шлема с невероятной легкостью.
Несколько секунд они так и стояли – мертвец и его убийца. Потом виконт дернул меч, освобождая тот из раны, и отступил назад и вбок, пропуская падающее тело. Машинально подцепил окровавленным кончиком клинка вражеское оружие и откинул подальше в сторону – сначала меч, потом кинжал. После путешествия по склепу у него иногда стала проявляться фобия, которая заключалась в том, что он подспудно ожидал неприятностей от вроде бы мертвого тела.
И буквально тут же прогремел щит-гонг, сообщая всем, что поединок закончился.
Глава 19
После поединка тело Акдак’Сота попало в руки его земляков из свиты. И не прошло и часа, как все посольство от ханства Онолог покинуло замок, а затем и город, направившись домой.
Костя же был окружен внезапно появившимися у него, так сказать, фанатами – теми, кто был впечатлен прошедшим боем. Кто-то интересовался возможностью приобрести столь же неуязвимые доспехи, другие предлагали дать ему пару уроков боя на мечах, чтобы в следующий раз не растягивать поединок настолько долго; третьи просто млели от ощущения, что находятся рядом с героем дня.
Но были и такие, кто скрежетал зубами и испепелял чемтэрца ненавидящими взглядами. Впрочем, Косте до последних не было никакого дела.
Буквально сразу после завершения схватки и выдачи порции поздравлений куда-то исчез Уварн, оставив виконта одного разгребать кучу дел, навалившихся на посольство Чемтэрского графства. Одно из них образовалось на ровном месте и усугубило негативное отношение к гостю замка: старший сын графа Ардатского вдруг пожелал срочной и личной беседы с любой из девушек-големов. Он поочередно направил своих пажей с таким сообщением к Ифене и Шелле. И, разумеется, нарвался на неприкрытую грубость. Костя надеялся, что гонцам хватит ума слегка подретушировать ответ Огоньков, которых внимание окружающих к их непривычному облику стало невероятно сильно раздражать. Если недавно, сразу после ритуала, им приходилось прилагать некоторые усилия, чтобы вызвать в себе чувства, переживания, эмоции, то в главном замке соседнего графства аффект вспыхивал в одно мгновение, меняя настроение девушек.
Это сказывалось и на их подружке, единственной из троицы сохранившей родное тело. Наверное, именно поэтому в ночь после поединка она пришла в покои к своему нанимателю.
– Кайлина? – удивился молодой маг, когда, после полуночи открыв дверь на установленный между чемтэрцами сигнал, увидел наемницу. – Что случилось?
Он выглянул в коридор, прислушался, но ни слух, ни интуиция не сообщали о неприятностях.
– Устала от всего этого… можно проведу ночь у тебя? – вопросительно посмотрела она ему в глаза.
– Я не против, ничуть. – Он отступил назад, давая возможность девушке пройти в комнату.
– Это никак не скажется на цели твоей поездки сюда?
– Ты о помолвке? Не думаю, – пожал тот плечами. – Пока даже речи нет ни о чем подобном, хотя все в курсе, зачем мы здесь. Да и что такого, если телохранительница проводит время со своим… мм… с охраняемым телом?
Маркин специально применил другое слово, более нейтральное, по его мнению, чем «охранница» или «наемница». Несколько грубоватая попытка не сделать чужое настроение еще хуже, но спросонья и после нелегкого дня голова у молодого человека работала тяжело.
– А если телохранительница захочет побыть с охраняемым телом не просто рядом, а… очень тесно? – негромко произнесла Кайлина и с надеждой посмотрела на собеседника.
Вместо ответа маг притянул ее к себе и впился поцелуем в девичьи губы. Лишь через несколько минут он оторвался от них, горячих и припухших, и произнес:
– Да плевать мне на чужое мнение и косые взгляды. Здесь ближе тебя и твоих подруг у меня нет никого. И ваше мнение мне дороже, чем желание Уварна, Тирома, его сыновей, местной знати и прочего окружающего зверинца.
Он подхватил ее на руки и отнес на кровать, где бросил на перину, чтобы миг спустя накинуться на податливое женское тело, которое желало близости не меньше, чем его собственное.
В глубине сознания некоторое время билась мысль, что поступает он не самым хорошим образом, занявшись сексом в доме девушки, к которой прибыл свататься. Но напряжение, скопившееся за последнее время, требовало разрядки. Да еще и подсознательно он посчитал такой поступок местью всем своим недоброжелателям и тем, кто его руками таскает каштаны из огня. Довольно мелкая месть, но на большую он был сам не готов.
