– Что же, – задумчиво произнес Борисов, – я уважаю людей, которые держат свое слово. Но и не могу остаться в стороне от вашей судьбы, потому что вы мне симпатичны. А как насчет посещения рабочего клуба? Сегодня первое занятие.
– Зильберман сказал, что у каждого революционера имеется свой источник света и знаний, который без всяких лекций и наставлений укажет истинному борцу за рабочее дело единственный и верный путь!
– Да-а! – скептически промолвил инженер. – Со времени нашего последнего разговора вы с помощью Зильбермана продвинулись далеко. Да только в противоположную сторону.
– Я решил попробовать свои силы, – обиженно промолвил Денис, – и от своего решения не отступлюсь, хоть режь меня!
– Хорошо! – сдался Борисов. – Но тогда я прошу вас информировать меня о заданиях и поручениях, в которые вас посвятит Зильберман. Может быть, мне удастся вовремя предостеречь вас от необдуманного поступка. Вы мне верите?
– Если бы я вам не доверял, то уже давно бы закончил этот разговор, – резонно ответил Денис.
Прошла неделя, другая. Газеты пестрели неутешительными сведениями о гибели армии генерала Самсонова, об отступлении армии генерала Ренненкампфа. Все эти военные сводки постоянно обрастали слухами и домыслами о предательстве в среде генералитета, о шпионах, окопавшихся не только в штабах, но и при императорском дворе. В этих условиях считалось, что наиболее достоверную информацию о делах на фронтах Великой войны могли дать только ее непосредственные участники, раненые, которые тысячами начали прибывать в Петроград.
Посоветовавшись с мастером Афанасием Петровичем, Денис, прихватив своих верных друзей Петьку и Степку, ранним воскресным утром направился на трамвае к особняку Юсуповых, расположенному на Литейном проспекте, где с началом войны разместился военный госпиталь. На углу Невского и Литейного в вагон вошел раненый солдат и, начав пробираться вперед, нечаянно задел костылем дородного господина в пикейным жилете с округлым котелком на голове.
– Ты что, скотина, по сторонам не смотришь, меня своим костылем чуть не зашиб! – взвизгнул тот и что было сил толкнул раненого в спину. Солдат, не удержавшись на костылях, упал, громко застонав от боли. Все пассажиры искренне возмутились такому отношению к израненному воину. А два крепких мужика в рабочих блузах легонько подняли раненого и усадили его на свободное место. После этого, схватив за шкирку упирающегося пикейного господина, они вытряхнули его из трамвая прямо на улицу.
– Туда ему и дорога, – воскликнул вагоновожатый, закрыв двери перед самым носом незадачливого пассажира.
Ребята тоже кинулись было заступиться за ветерана, но Денис вовремя их остановил, посоветовав лучше угостить солдата пирожками и шанежками, которыми в достатке снабдила путешественников Петькина мать. Вскоре к месту, где расположился раненый воин, вслед за мальчишками, угощавшими ветерана «чем бог послал», набежали сердобольные бабы и начали пичкать его сладостями.
– Спаси Христос, бабоньки, – взмолился он, отбиваясь от назойливых женщин и барышень, – мне бы махорочки маненько.
Услышав просьбу солдата, Степка так и подскочил.
– У меня же есть пачка папирос, которые мы с Петькой хотели раненым в госпитале подарить, – воскликнул он и, вытащив из пачки пригоршню набитых табаком бумажных гильз, поднес их раненому.
– Вот спасибо, сынок, выручил, – довольным голосом промолвил солдат и, завернув папиросы в платочек, как самую большую ценность, положил их в карман гимнастерки…
Возле огромного особняка, где располагался госпиталь, собралась толпа, намереваясь во что бы то ни стало прорваться в этот военный лазарет. Кого здесь только не было. И солидные господа в котелках со штучными подарками, и всевозможные купчишки со своими прогорклыми и залежалыми гостинцами, и сердобольные старушки, от которых за версту пахло пирожками и нафталином. И, конечно же, вездесущие гимназисты и гимназисточки, которые хотели хоть одним глазком взглянуть на страдания раненых, чтобы тем самым прочувствовать весь щекочущий молодые, патриотически настроенные души ужас войны. Но на лестнице, ведущей в великокняжеские залы, стоял грозный «цербер» в образе неподкупного и грозного фельдфебеля с перевязанной рукой, который пропускал в лазарет только сестер милосердия и служивых.
– Отходите, господа хорошие, – увещевал он напирающую толпу.
Денису голос унтер-офицера показался знакомым, и он, отделившись от толпы, смело двинулся по лестнице вверх.
– Куда прешь? Гражданских пропущать не дозволено, – строго гаркнул фельдфебель, мельком взглянув на парня. Денис сразу же узнал в нем того самого унтер-офицера, который дозволил ему ехать в воинском эшелоне до Орла.
– Господин фельдфебель, неужели вы меня не узнали? – спросил он обрадованно.
– А-а, это ты, студент, – удивленно воскликнул он, – а то думаю, где я этого малого видел? Ну, здравствуй, браток. Вот видишь, зацепило меня. Хорошо, что кость цела, а то сразу бы из армии вышибли. А мне без христолюбивого воинства не жисть! Вот поправлюсь, и снова на фронт. А ты-то что здесь?
– Да вот, гостинцы для раненых принес. А скажите, господин фельдфебель, как поживает солдат Анохин?
Услышав этот вопрос, унтер-офицер помрачнел.
– Смертью героя пал солдат Анохин, – с надрывом в голосе ответил он, – царствие ему небесное. – И истово перекрестился.
Сквозь толпу к парадной лестнице особняка протиснулись несколько сестер милосердия, которых сопровождали офицеры.
– Как здоровье, браток? – проходя мимо унтер-офицера, спросил штабс-капитан.
– На поправку иду, – выпятил грудь колесом фельдфебель.
– Молодец! – оценил выправку раненого офицер.
– Рад стараться, ваше благородие!
Проводив офицеров благодарным взглядом, унтер-офицер, обернувшись к Денису, с гордостью сказал:
– Эфти сестры милосердия женки господ офицеров, а главная начальница здеся, великая княгиня Ирина Александровна, племянница самого государя императора. Лучшие доктора пользуют здесь нас.
– А кормят-то как? – поинтересовался Денис.
– Кормят по первому классу. Утром кофий и белый хлеб с маслом. На обед… Эй, – придержал он за плечо проходящего мимо высокорослого человека в светлых одеждах с белом колпаком на голове, – что страждущим на обед готовить изволишь?
– Суп из куриных потрохов, котлеты пожарские и кисель из клюквы! – словоохотливо доложил красномордый повар. – Сама великая княгиня не гнушается у нас обедать, – самодовольно добавил он и, степенно ступая, исчез за дверью.
– Вишь, какие у нас повара, – удовлетворенно промолвил фельдфебель, – говорят, что вся кухонная челядь лазарета из ресторанов набрана. Вот так-то!
– А что ж нам-то со своими домашними пирожками да шанежками делать? Небось раненые после барских яств наши гостинцы и в руки не возьмут, – раздосадованно произнес Денис.
