– Везет же вам, юнкер, – добродушно сказал артиллерист, недовольным взором окинув Алексея, и, щелкнув на прощание каблуками, направился к стайке институток, толпящихся у буфета.
– Mademoiselle, – срывающимся от волнения голосом промолвил Алексей, обращаясь к Лизоньке, – я приглашаю вас на кадриль и на все последующие туры.
– Bon, monsieur! – радостно пролепетала девушка и уверенно направилась к суетящемуся в центре зала танцмейстеру. Алексей, Лора и Аристарх немедленно последовали за ней.
За кадрилью последовал вальс, затем мазурка, полька и снова вальс, которые перемежались котильонами. Несмотря на духоту и усталость, ни Алексей, ни Аристарх не пропустили ни одного танцевального тура, чем доставили своим партнершам истинное и незабываемое удовольствие.
ГЛАВА IV Лондон. Июль 1914 г
1
Однажды, туманным лондонским утром на Виктория-стрит, 64, в просторной комнате, меблированной тремя двухтумбовыми столами, тремя креслами и шестью стульями, стоящими у глухой стены, а также массивным сейфом, с трудом уместившимся между высоких и широких окон с плотными серыми шторами, выходящими во двор, собрались три джентльмена. У самого внушительного по размерам стола, стоящего у глухой стены, сидел человек, уже немолодой, с седыми волосами, загорелое и обветренное, безукоризненно выбритое лицо которого выдавало человека, часто бывающего на открытом морском воздухе. Он, вставив в глаз монокль, внимательно рассматривал большой, исчерченный прямыми и округлыми линиями лист. Судя по всему, это был начальник.
Сбоку от него, за столом поменьше, сидел мужчина совсем другого вида. Высокий, худой и смуглый, с орлиными чертами лица, выступающим властным носом и массивным подбородком, глаза его были такими же серыми и холодными, как Северное море. Он представлял собой тот тип бравого вояки, который характерен для офицеров колониальной британской армии.
У себя за столом он молча и сосредоточенно перебирал листы, испещренные мелким почерком.
Третий обитатель комнаты сидел за столом у самого входа и явно не подходил под описание никого из здесь присутствующих. Этот бравого вида джентльмен с приятными чертами шоколадного от загара, полученного явно на Востоке, лица, ежиком седых волос на голове и седыми же усами, по-кавалерийски загнутыми вверх, отличался прежде всего необычайно острым взглядом своих пронзительных и настороженных глаз. Рассматривая лежащие на столе фотографии, он, словно гриф, надолго впивался взглядом в каждую из них, потом резко вскидывал голову и, пробормотав что-то невнятное типа «черт побери», проделывал это же и с другими.
После серии снимков, на которых были изображены генералы и офицеры русского Генерального штаба, а также лица из ближайшего окружения императора Николая II, в его руках оказался портрет мрачного вида старца с продолговатым лицом, крупным носом и большой округлой бородой.
– Ну и страшное же лицо у этого бородатого господина, – нарушил стоящую в комнате деловую тишину человек, рассматривающий снимки.
– О-о, – сразу поняв, о ком идет речь, подал голос господин, изучающий чертеж, – не удивляйтесь, капитан Джилрой, вы еще не все его фотографии видели.
– Уильям, покажите нашему коллеге самые последние, – обратился он к третьему обитателю этой загадочной комнаты.
– Дорогой мой Вернон, вы же видите, что я занят. Сами же просили меня перлюстрировать эти письма до конца рабочего дня, – проворчал подчиненный, но приказ выполнил. Нехотя отложив в сторону конверты, он резко встал из-за стола и, подойдя к капитану, протянул ему пачку еще совсем свежих снимков.
– Вот, только вчера доставили. Прямо из Петербурга, сэр, – сквозь зубы процедил он и, тут же возвратившись на свое место, вновь углубился в изучение своих бумаг.
– Не может быть! – удивленно воскликнул Джилрой, рассматривая несколько групповых портретов, где бородач позировал с самой императрицей и ее дочерьми, и отдельно с самим Николаем II. – Как это волосатое чудовище оказалось в кругу императорской семьи?
– Здесь нет ничего удивительного, – многозначительно промолвил начальник, – это же Григорий Распутин.
– Да, я что-то читал о нем в вечерних газетах, – стараясь не обнаружить своей неосведомленности, сказал капитан, медленно раскуривая сигару и стараясь вспомнить, что же он и в самом деле мог слышать об этом русском.
Ну конечно же, это о нем говорила русская дама, путешествовавшая в одном с ним железнодорожном вагоне до Лондона. Он вдруг отчетливо вспомнил оброненную женщиной фразу по-русски, которую та произнесла, увидев небритого, заросшего черной щетиной носильщика, который не торопясь величественно прошествовал в вагон за ее чемоданами:
– Ну и образина, точно Гришка Распутин! – и, взглянув на попутчика, она зачем-то добавила уже по-английски: – Woe to these porters, it is important to go, like lords, not in Russia. True lately we, as in Europe, commoners come into force, some even familiar terms with the king as Grishka Rasputin
[9].
Как это обычно бывает, ему хорошо запомнились именно последние слова русской путешественницы.
– Этот бородач, по-моему, лучший друг российского императора, – растягивая слова, продолжал Джилрой, затянувшись сигарой, – и я должен с ним обязательно подружиться!
– Я правильно понял? – сделав еще одну довольно продолжительную затяжку, спросил он.
– Вы настоящий разведчик, – удовлетворенно произнес Вернон, – и сразу хватаете быка за рога. Именно таких, как вы, людей нам сегодня и не хватает. Видели бы вы, с каким материалом нам приходится работать. Не разведчики, а сплошные дилетанты. Недавно даже один лорд решил проверить на себе, что значит быть «рыцарем плаща и кинжала». Путешествуя на своей яхте по Балтике, он, на свой страх и риск приблизившись к германскому порту, забитому военными кораблями, сразу же нарвался на морской патруль и был водворен в крепость. В ту самую крепость, которую решил обследовать…
– Не пойте мне новеллы, лучше скажите прямо, зачем вызвали меня?
– Работая на Востоке, вы хорошо изучили не только варварский русский язык, но и знаете русские нравы и обычаи, – внимательно присматриваясь к капитану, промолвил Вернон.
– Но, насколько я знаю, мы уже довольно продолжительное время, с тех пор как были разграничены имперские границы на Востоке, не конфликтуем с Россией. Мало того, я, неоднократно бывая у туркестанского генерал-губернатора Самсонова, встречал там самый дружественный прием…
– Вы меня удивляете, сэр, – растягивая слова, сухо произнес Уильям и, вытащив из стола толстую сигару, начал медленно ее раскуривать.
– Англия никогда не дружила с Россией, – раскурив сигару, цедя слова сквозь зубы, промолвил он, – правда мы иногда позволяли думать русским, что с ними дружны. Может быть, вы и хороший разведчик, но, как я вижу, в большой политике мало чего смыслите.
