– Типа того. Я тогда сифонофор сделаю! Говорил же я Олегу, что знаю тайну «греческого огня»? Вот и покажу ему, что такое огнемет в действии.
– Сифонофор? – наморщил лоб Михаил.
– Там, короче, устройство такое: под палубой какой-нибудь триремы ромеи – это которые византийцы – разводят огонь в медной печке, подогревая бак с горючей смесью. Горючка испаряется, давление растет, а дальше действует принцип сифона – открываем клапан, и газы с силой выдавливают смесь наружу, через трубу – в поворотное сопло огнемета. Подносишь факел – и струя огня окатывает корабль неприятеля.
– Здорово! – впечатлился Ховаев.
– И не говори. Ну, трирем у нас пока нет, поэтому смастерим что-то вроде танка – большую телегу будут толкать сзади две лошади. Впереди посадим «механика-водителя», он будет править. Сейчас еще не делают поворотные механизмы для повозок, так что мы будем первые. На телеге поставим сифонофор и выведем его в… в орудийную башню, скажем так. Все это прикроем прочным дубовым каркасом, стальные накладки тоже используем, а сверху сырые шкуры набьем. Огонь метать мы станем шагов с двадцати, так что никто по нам со стен не зафигачит каменюкой или там колодой. Как вам мой проект?
– Мне нравится, – сощурился Николай. – Твой танк можно и на Киев напустить, чтобы сильнее уважали. И больше боялись.
– Согласен, – кивнул я.
– А что же с дедом? – осторожно спросил Михаил. – Идеи есть?
– А как же!
И я поделился с друзьями своим планом…
Глава 22,
в которой я отправляюсь на войну
Марина объявилась ближе к обеду. Одета она была, как в поход, но при ней обнаружился полный комплект женской одежды по моде «эпохи викингов» – рубахи, поневы, платки, безрукавки.
– Я готова! – объявила она решительно.
– Вперед, – улыбнулся я.
Переодевшись и не забыв о бронежилете, я прошагал в тайную комнату. Яшка уже ждал меня – мы уходили в прошлое оба.
Дождавшись, пока откроется переход, я шагнул в другое время. Чуток помедлив, сделала свой первый шаг и Ефимова.
– Жить будете пока у меня, – сказал я. – Не бойтесь – если стану приставать, мои три жены мигом создадут мне проблемы!
– «Столько бед и забот – ах, спаси Аллах!» – процитировала Марина, улыбаясь изо всех сил.
– Ну, так получилось…
Девушка рассмеялась, и это помогло ей унять расходившиеся нервы – не каждый день она путешествовала во времени.
Межвременной туннель вывел нас в темную избу-склад. Я отпер ворота и махнул рукой Михе, стоявшему у МВ. Ховаев кивнул – и рамка погасла, возвращая сруб.
За воротами звенела и пахла весна – сырая, холодная, но будоражившая запахами земных соков, парившими над черными полями, терпкой горечью первых листьев, полупрозрачным зеленистым муаром окутывавшим частое переплетение голых ветвей. Черные стволы деревьев словно испускали изумрудный дым, обещавший вскоре заткать листвой все прогалы.
Кони ждали нас неподалеку. Дежуривший отрок вскочил:
– Товарищ командир!
– Привет, Асмуд. Тебя когда сменяют?
– Вечером, товарищ командир!
– Ну, бывай…
– Вроде тот же лес, – пробормотала Марина, – но какое же все другое…
– Тот же… – хмыкнул я. – Где вы в будущем видели дубы в три обхвата, да чтобы их было много, целые дубняки? Им же всем лет по пятьсот. А много в нашем времени ясеней высотой в двадцатиэтажный дом? Здешний лес – сказочный.
– Да…
Еще подъезжая к Городищу, мы увидели великолепную ярусность храма, светившегося белым деревом.
– Красота-то какая… – прошептала Марина.
– Лепота! – подтвердил я.
– Надо еще школы построить!
– Здесь говорят – училища. Вы не поверите, но тут уже есть школы. Там детей учат писать, читать, считать. С арифметикой пока беда – старая буквенная запись чисел никуда не годится, а арабские цифры еще не в ходу. Ничего, мы это живо исправим. Процесс пошел!
– Вы сказали – буквы. А какие буквы? Кириллица?
– Кирилл с Мефодием тут ни при чем. Тутошний народец и до них писать умел.
– «Чертами и резами»?
– Это руны. Насчет глаголицы не знаю, ни разу не видел. Тут чаще всего пользуются греческими буквами, как и в кириллице, но это не кириллица, это что-то другое, более древнее. Чернила тут хорошие делают – варят в камеди «чернильные орешки». А в основном писала используют, чертят ими по бересте или по восковым дощечкам. Ничего, скоро мы бумагу начнем делать – и перья пригодятся, и калямы. А Колян, да вы его видели, сельское хозяйство поднимает – зимой дал местным попробовать картошечки, а сейчас мешками выдает на семена. Так что скоро в здешнем меню и пюре появится, и фри…
Раскланиваясь со встречными, я дошел до своего дома и открыл дверь перед Мариной.
– Прошу!
– О, у вас тут окна!
– Знамо дело, на том стоим.
Встречать меня выбежала Рада. Взвизгнув, она повисла у меня на шее, целуя, куда доставала. Различив Ефимову, Рада чопорно поклонилась.
– Это наша гостья, она подруга моего родича. Зовут Марина. Устрой ее, ладно?
– Ладно! – с готовностью кивнула Рада.
Раз гостья, тогда ладно, пускай живет…
А я, распрощавшись с женщинами, поспешил к дружинным избам, где обитали мои сотни. Многие из отроков проживали в Новгороде, каждое утро скача на службу, но основная масса оставалась в Городище.
Завидев меня, дневальные мигом скрылись в избах, и тут же бегом побежали отроки. Я подходил неторопливо, и они успели построиться. Без броней, в зеленовато-коричневых рубахах, близких к цвету хаки, на головах у всех – вязаные шапочки-подшлемники. Устав отроки тоже усвоили…
– Равняйсь! – гаркнул Мал. – Смирно!
Четко развернувшись ко мне, он бросил ладонь к виску, отдавая честь, и доложил:
– Товарищ тысяцкий, за время вашего отсутствия происшествий не случилось!
– Вольно, – бросил я.
– Вольно! – передал команду Мал.
– Здравствуйте, товарищи бойцы!
– Здравия желаем, товарищ тысяцкий! – дружно грянули отроки.
Довольный их выучкой, я повел всех на пристань – дружина князя готовилась к походу. За зиму для моей тысячи были выстроены новые и починены старые скедии – маленькие лодьи, вмещавшие не сто или двести воинов, а человек двадцать или больше.
С самого февраля, как только оклемался, я переоборудовал эти плавсредства под треугольный бермудский парус. На мачтах больше не было реев, зато имелись гики, горизонтальные рангоутные дерева, крепившиеся к мачте с помощью вертлюги. Парус передней шкаториной цеплялся к мачте, а нижней – к гику. Такое парусное вооружение было самым удобным, с ним мог справиться даже один человек, не то что с прямым, где требовалась целая команда.
