Мишка правду говорил – Ловать в этом времени куда полноводней. Но даже повышенный уровень воды не покрывал пороги.
Толпа мужиков-бечевников уже ждала нас – мигом закрепив свои канаты, они потянули скедии и ушкуи по узким копанкам, минуя бурлившие гряды.
Берег то приближался, то отдалялся, стелясь полого и топко или задирая обрывы. Могучие дубы и липы в обхват, высоченные сосны частенько нагоняли тень на воды Ловати.
Чем ближе к истоку, тем сильнее мелела река. Шли на веслах до водораздельного болота Волочинский Мох. Здесь волоковые мужики проделали большую копань, тянувшуюся две версты, соединяя в общий канал глубокие верховые ручьи и цепь водянистых «окон» в топях.
По обе стороны копани лежали бревенчатые гати, по которым бодро шагали воловьи упряжки, тянувшие сразу по два-три корабля.
Бояре дивились «бешеной» скорости, с которой флотилия проходила волоки – десять верст одолели часа за два и вошли в озеро Ужаны. Оттуда – в озеро Узмень. Потом скедии, ушкуи и струги чередой проследовали в озеро Усвят и по реке Усвяче вышли на простор Западной Двины, которую здесь именовали просто Двиной, а то и вовсе Диной.
Но долго любоваться просторами не пришлось – свернули в речку Касплю, неширокую и полноводную. Она-то и вывела корабли к последнему волоку – Касплинскому.
Начинался волок недалеко от берега – прямо из воды, клонясь, выходили два толстых бревна, истертые бортами.
Волоковые мужики бегом зацепили канатами княжескую скедию «Рарог» и навалились на рукоятки громадного ворота. Скрипя деревом по дереву, скедия въехала на ходовые бревна, умещая киль между ними. Команде оставалось только идти рядом с кораблем, да поддерживать его, чтобы тот не накренился.
А более мелкие ушкуи вытягивали из воды по соседству да затаскивали на громадные колы. Четверки волов было достаточно, чтобы тащить тяжелую повозку, груженную лодкой.
– Осаживай, осаживай! – покрикивали мужики.
– Шибче, давай!
– Перецепляй канат!
– Стой! Колесо с мостков съехало! Назад!
– Все! Можно!
– Удерживай, ребята!
– Цепляй! Увязал?
– Тянем-потянем!
Мал подбежал ко мне и доложил:
– Товарищ командир! Волок кончится завтра, до вечера нам его не пройти. Князь приказал до вечера располагаться лагерем. Утром пройдем Катынью на Днепр!
Я кивнул.
– Передай всем, чтобы готовились. Частокол вокруг лагеря мастерить не будем, заночуем в волоковой деревне, там выставим шатры.
– Есть!
Мал убежал, а я вздохнул. Широка страна моя родная…
За день-другой не одолеешь. Зато много в ней лесов, полей и рек!
Глава 23,
в которой я нарушаю правила пожарной безопасности
На следующий день «увеселительная прогулка» продолжилась. Одолев последние версты волока, флотилия спустилась по Катыни в Днепр и повернула в сторону Мелинеска.
Я так и не разобрался с правильным названием сего местечка. Одни говорят: «Мелинеск», другие – «Смоленск», третьи и вовсе – «Сюрнес». Но кое-что известно точно – тот Смоленск, который памятен мне в будущем, появится не скоро и будет располагаться на двенадцать верст восточнее.
Говорят, когда воеводы Рюрика, Аскольд и Дир, решили отправиться на юг, чтобы подыскать себе земли, где должность правителя была вакантной, они обошли Мелинеск-Смоленск стороной – уж больно многолюден был град сей и крепок в обороне. Ну а Олег направлялся именно к нему.
Не знаю уж, чего так испугались Аскольд с дружком. По мне, так мелковат Смоленск. Зимой здесь наверняка запустение и скука смертная – жизнь в Смоленске бурлит лишь в период навигации. Зимой торговли нет, и городишко будто спит, дожидаясь теплых майских дней – и первых гостей с товаром.
Флотилия не стала приближаться к городским пристаням, приткнулась к берегу поодаль. И дружина тут же приступила к оборудованию лагеря – рубили деревья и ладили частокол, расставляли шатры, а на дорожках срывали бугры и зарывали ямы. В случае тревоги ничто не должно отвлекать, воину нельзя спотыкаться.
Пока строился лагерь, Олег послал к Смоленску парламентеров, требуя сдать город. Те вернулись ни с чем.
В Смоленске издавна проживали скандинавы-урмане, они были силой и признавать над собою власть Рюриковичей не желали.
Ну, тем хуже для них.
На военном совете я вел себя скромно, как и подобает боярину-новичку. Мое предложение о «волшбе» у городских ворот было принято давно, так что я не беспокоился особо. Лишь потом, наедине с князем, предложил воспользоваться опытом монголов.
Я, конечно, не упоминал, кто именно изобрел такую меру, а просто изложил ее. Надо, говорю, осадить город и окружить его заборами да изгородями – пусть защитники со стен видят, что им не уйти. Это будет действовать угнетающе.
Олегу идея понравилась, и дружина приступила к ее воплощению в жизнь – со всей слободы стаскивались заборы и тыны, изгороди всякие. Широкой дугой ограда огибала Смоленск полукольцом, выходя к берегу, а потом замкнулась по воде – воины повбивали в дно остреные колья. Если кто и решится покинуть город на лодке или на чем покрупнее, то обязательно напорется.
Смоляне видели наши приуготовления со стен, и им они очень не нравились – стрелы так и свистели в воздухе, но на излете они были не слишком опасны. Мы отлавливали их щитами.
Мишка, надо сказать, хаживал к городским воротам вместе с парламентерами и хорошенько разглядел все подходы.
– Главная дорога, – докладывал он, – проходит через слободу до самых ворот. К ним через ров переброшен мост. Когда мы подъехали, он как раз догорал – такая у них тут мера предосторожности. Ров не глубок, забросаем быстро.
– Начинай тогда, – решил я. – Князь дает «добро».
И мы начали. Разобрав пару изб – жители умотали под защиту крепостных стен, – живо соорудили осадную «черепаху».
Римляне говорили – «тестудо».
Изготовили большую квадратную раму, поставив ее на шесть колес, сколоченных из плах, а сверху возвели стены-борта и двухскатную крышу из бревен, покрыв ее сырыми шкурами.
Команда отроков, засевшая внутри «черепахи», должна была толкать ее, рычагами прокручивая колеса.
Дабы подбодрить бойцов, Мишка лично отправился в первую ходку. «Тестудо» медленно покатилась вперед, иногда замирая перед колдобиной, но команда дружно перехватывала рукоятки, пядь за пядью приближая «черепаху» ко рву.
Осадная машина везла с собой груз – мешки с песком. Николай доставил из будущего целую кипу – из настоящей мешковины, что нынче редкость.
Как только передний край «черепахи» зависал надо рвом, бойцы скидывали мешки – и отправлялись за новой порцией. Стрелы и копья так и долбили в крышу, и камни падали, и даже кипяток лился, но «тестудо» все было нипочем.
