Звали их Халил, Кеген, Темир, Селте и Метигай.
Низко поклонившись, они расстелили настоящий ковер и выложили на него посольские дары – палаш в драгоценных ножнах, серебряный пояс, роскошное ожерелье из крупных розовых жемчужин, золотые подвески с блестящими обкатанными (нынче каменья не гранили) сапфирами.
Я довольно кивнул – будут подарки для жен!
– Приветствую послов могучего хана Госты и его беков, – вежливо сказал я.
Толмач перевел, и печенеги важно поклонились.
– Что привело уважаемых гостей к моему шатру?
Посланцы переглянулись, и один из них, Темир, кажется, заговорил на корявом русском:
– Мой хан водит малый орда у этой великой река Варух
[13]. Это его воины имели несчастье нападат на Куябу, где пали смертью. Мой хан спрашиват: скока воинов было у тебя?
– Меньше семи сотен, достопочтенный Темир.
Печенег огорченно поцокал языком.
– Мой хан больше не хочет нападат, – сказал он. – Он передат тебе: «Пусть женщины в наших юртах не будут бояться урусов».
– Пусть, – легко согласился я. – Передай хану, что наши воины не потревожат ни одно печенежское становище. Если, конечно, хан не изменит своего желания отказаться от нападений. Нам нечего делить, но мы можем помочь друг другу. Великий хан Хельгу будет строить крепости на берегах Варуха – в них станут жить и служить наши воины. Их задача – охранять купеческие караваны, что спускаются или поднимаются по реке, а вы сможете в тех крепостях продавать или обменивать свой товар – мясо, кожи, войлок…
Посланцы быстро заговорили между собой, обмениваясь мнениями, после чего Темир выразил свое согласие.
Я сделал знак Мишке, и тот приволок целую кипу мехов – надо же отдариваться как-то. И продешевить здесь никак нельзя – чем щедрее подарки, тем ты богаче. Чем ты богаче, тем ты сильнее, ведь только на войне можно разбогатеть.
Такова извечная логика кочевника. Да будет так!
В общем, мы расстались с послами на позитиве. А уже час спустя начали погрузку.
Скедии отчаливали одна за другой, расправляя паруса. Попутный ветер с юга здорово нам помогал бороться с течением, но и самим тоже стоило поработать.
И я скомандовал:
– Весла на воду!
Глава 27,
в которой я рассуждаю о природе времени и надеюсь на деда
Рассказывать о том, как мы проходили путь из греков в варяги, я, пожалуй, не стану – ничего интересного не происходило.
Днем гребли, «помогая» парусам. Ближе к вечеру искали место на берегу для ночевки, и тогда запаренным славинам давали второй урок – как оборудовать лагерь.
Варяги всегда были внимательными к таким вещам, но я довел это дело до совершенства. Не примите мои слова за хвастовство – я же ничего особенного не придумывал, не изобретал. Просто воспользовался опытом тех же легионеров, которые в походе всегда тащили с собой пару кольев, чтобы обнести лагерь-каструм прочным тыном.
Колья не забивались в землю, а связывались в подобие противотанковых «ежей». Они выставлялись по валу, окружавшему походный лагерь, а чтобы этот вал насыпать, выкапывался ров.
Четыре входа защищались ответвлениями вала так, чтобы возможный противник, наступая, поворачивался правым боком, не защищенным щитом. Такие усиленные проходы римляне называли клавикулами.
Внутри лагеря размечались и обустраивались прямые улицы, вдоль которых ставились шатры – по линеечке. После того как славины поучаствовали в строительстве четвертого по счету лагеря, они точно знали, где им ставить палатку – никто не путался, у каждой сотни был свой участок работ, так что место ночлега для семнадцати сотен человек сооружалось быстро.
Иногда мы останавливались прямо на берегу, тогда лагерь разворачивался к реке и требовал возведения укреплений всего лишь с трех сторон. С четвертой покачивались наши скедии.
В общем, уроки шли впрок, «призывники» набирались опыта. Кстати, урман Олафа мы тренировали так же, как и славинов.
Правда, бой на мечах мы викингам не преподавали, как и греблю – этому они сами могли кого хочешь научить. Но вот порядок, строй, дисциплина – эти предметы они каждый день проходили.
Не скажу, что к волокам мы подошли уже сыгранной командой, нет. Слишком многое еще разделяло нас.
Годы потребуются, чтобы нореги, венды, русы, весины, славины и прочий народ перестали «солировать» и спелись в общем хоре.
А я не спешу! У меня впереди целая жизнь, и провести ее я хочу здесь, на Руси изначальной.
* * *
Мне, признаться, очень нравилось само название – легион. По числу бойцов с римским легионом сравнится наша полутьма, тоже пять тысяч с лишком. Но не звучит!
Хотя не знаю, как сами римляне отреагировали бы на наши тысячи и тьмы. Вполне возможно, что им бы это пришлось больше по вкусу, чем легионы и центурии.
В любом случае силком вводить инородные термины я не собираюсь. Хватит. Я в будущем уже накушался всех этих франчайзингов и аутсорсингов, не буду засорять пока еще девственный русский язык.
Мне думается, что даже при царе Олеге I Вещем армия вряд ли достигнет численности в триста тысяч, скажем. Уж больно дорого будет содержать такую.
А ведь в здешнем счислении имеется число «легион»! Это сто тысяч.
То есть вот я командую сейчас тысячей. Десять тысяч – это тьма. Десять… чего? Тьмов? Тьфу ты! Десять тем – это и есть легион.
Так что я малость успокоился. Будет тебе легион, погоди только. В принципе, потомки наверняка откажутся от сотенной структуры. Система «десяток – сотня – тысяча – тьма» – чисто варварская, первобытная. Вот появилось понятие «полк».
Это всего лишь часть войска, но ведь в моей реальности полк обрел все черты подразделения, так почему бы и в этой не произойти подобному?
И вообще. Если уж мы взяли курс на образование Великой Руси, то в будущем, надеюсь, не мы будем заимствовать словеса у более удачливых соседей, чьи предки загубили Римскую империю, а они – у нас.
Вот с такими мыслями я и прибыл к Касплинскому волоку. Суета, нужда в четкой организации работ отвлекли меня от не важных дум, заняли все мое время.
Отдохнул я лишь на берегу Ловати, в один из тех редких вечеров, когда не чувствуешь себя совершенно измотанным, выдохшимся, а есть еще силы посидеть у костра и не задремать с миской недоеденной каши в руках.
А вечер выдался пречудесный. Я удобно развалился в корневищах упавшей сосны, случайно свитых на манер кресла, и благодушествовал.
Утомление было, ноги гудели, но не ощущалось надрыва, той свинцовой усталости, которая не проходит к утру и лишь рождает упадок духа. Зато была приятная истома. Потянешься, бывало…
