МВ ожила – замерцал кристалл, пуская зайчики, завертелись странные конусы. Отроки и вовсе оробели. Колдовство!
– Есть выход на полную энергию… – бубнил Мишка. – Есть вход в канал!
– Стабилизация канала… – протянул Яшка, вперясь в экран ноута. – Канал стабилен. Флуктуации в пределах нормы.
– Есть точка выхода!
– Канал стабилен.
– Начали!
Яша плавно увеличил развертку, и мерцающая ярко-фиолетовая рамка раздвинулась, готовая пропустить катер.
– Мишка! Заводи джип, выведешь прицеп на берег.
– Щас я…
Зарычал мотор, и «Ленд-Крузер» мягко сдал назад. Николай набросил джипу на крюк жесткую сцепку и поднял руку.
– Давай потихоньку.
«Крузак», ворча двигателем и пылая красными фонарями, двинулся задним ходом – буксир с тушей катера приблизился к рамке.
– Яшка! Как там?
– Никого!
– Миха, давай!
Джип малость газанул и медленно вытолкал буксир на берег Оки. В прошлом день шел на спад, но было светло, только тени вытягивались длинные.
– Дно какое? Не увязнем?
– Не-е! Галька!
– Съезжай!
Мишка осторожно, скрипя окатышами, съехал в неглубокую воду, погружая прицеп в реку. Яшка, который находился на палубе катера, негромко крикнул:
– Стоп! Катер всплыл! Выкатывайся на берег. Только не газуй!
Урча нижней передачей, джип выехал обратно на берег уже с пустым прицепом. Катер легонько покачивался на реке, мягко разворачиваясь носом по течению.
Но вот за круглыми иллюминаторами рубки загорелся неяркий желтый свет. Взвыл стартер, и вскоре зарокотал дизель, испуская редкое облачко гари.
Сбавив обороты, Яшка подал катер к берегу, въехав носом в глинистый пляж, усыпанный галькой.
– Трап подан! Дуйте отсюда…
– Нэ журысь, Яшкин! Чует моя душа, это не последний наш рейс.
– Плыви давай…
Спрятав в кустах на берегу маячок, я поднялся на палубу и обернулся в сторону леса. На фоне тенистых стволов совершенно фантастически виднелся этакий вырез в воздухе, за которым открывался ярко освещенный дедушкин сарай. Желтый электрический свет впервые в истории падал на берег Оки, выделяясь даже в солнечном сиянии.
– Малый вперед.
За кормой катера показался бурун, и суденышко мягко двинулось вдоль берега. Портал потух, а я, оглядев прибрежный лес, вздохнул и спустился в рубку.
Собственно рубка находилась на самом верху надстройки. Вниз уходил трап, ведущий в тесное машинное отделение, а по левому борту проходил узкий коридор к четырем крошечным каютам. В самом носу, где сходились борта, хранились боеприпасы, а по лесенке можно было подняться к люку на палубе, откинуть его – и браться за рукоятку «Печенега».
В приоткрытую дверку, ведущую к машинам, подглядывали отроки – утробно ревущий дизель влек их неодолимо.
В рубке было душновато, а машинное отделение оставляло меня равнодушным. Так что я вышел на палубу и уселся на корме, на деревянном диванчике у самого борта.
Лес, лишь кое-где раздвинутый лужком или болотцем, проплывал мимо. Глаз выискивал достопримечательности, но не находил их. Необитаемая земля какая-то. В будущем это окрестности Серпухова и Тарусы, а здесь – тишина и пустота.
Ан нет! Плывет кто-то!
Встречным курсом приближались две большие остроносые лодки. В них сидели бородатые мужики с веслами и гребли с какой-то торжественной медлительностью.
Сперва расслышав, а затем и увидев катер, они от изумления весла выронили. А я вежливо помахал им.
Физкультпривет спортсменам-байдарочникам!
– Спустился бы ты вниз, тысяцкий, – услышал я голос Николая, – а то, неровен час, прилетит стрела из лесу и звания не спросит.
– Ты прав, – признал я и вернулся в рубку.
– Я, наверное, пойду прилягу, – сказала неуверенно Марина. – Куда можно?
– Занимайте любую каюту!
– Спасибо… Только вы меня разбудите, как станем подходить!
– Обязательно!
Поднявшись на капитанский мостик, если так можно было назвать сиденье перед штурвалом, я глянул на экран локатора. Вроде все понятно… Вот изображение катера, а вот светло-зеленый берег. Экран делила пополам неровная черная лента – река.
Но из окошка глядя, как-то привычнее править…
– Хочешь порулить? – улыбнулся Колян, положивший руки на штурвал.
– Успею. Что, сбылась мечта?
– Знаешь, я после школы документы в мореходку подавал. Но что-то там не срослось. А катер… Нет, Игореша, катер не заменит большого корабля. Хочешь по-честному?
– Сознавайся.
Белый смущенно улыбнулся:
– Я потому и подался в это время, что всегда мечтал о каравеллах и фрегатах. Но чем взрослее становился, тем лучше понимал, что время парусников минуло. А здесь-то нет! Здесь, по сути, оно еще и не наступало вовсе! Сейчас в Европах этих самые большие корабли – это когги и нефы, похожие на помесь бочки с ящиком. Пузатые, одномачтовые, они настолько медлительны, что, если бы мы ходили по воде, аки посуху, легко бы обогнали когг прогулочным шагом.
– И ты хочешь построить фрегат?
– Нет, конечно. Фрегат – это дело будущего, века XVII, как минимум. А здесь… Ну, я не знаю даже… Что-то типа усовершенствованного когга или кнорра… Чтобы кормовой руль был, две мачты с прямыми парусами, бушприт с косыми, кормовая надстройка…
– Все у нас будет, Колян, – медленно проговорил я. – Обязательно. Даже если не возникнет желания, так нужда заставит. Я уже думал об этом. Не о корабле, нет. О дальних плаваниях. Помнишь, мы говорили о русской колонии в Винланде, в Америке то есть? Придурки-историки упрямо твердят, что «Страну винограда» викинги открыли на Нью-Фаундленде. Где они там виноград нашли, не знаю. В Северной Каролине надо искать или южнее. А нам не туда даже надо курс держать, а в Мексику. Ну, ацтеки еще не появились, а Теотиуакан уже лет сто как заброшен. Но майя пока живы-здоровы, они еще не покинули свои города. Торговать с индейцами будем! Стали у них нет, так что за ножи, за ножницы они очень хорошо заплатят. А нам нужно золото! Много золота! Вот и будем строить эти твои суперкогги. Куда деваться? На Руси есть железо, есть уголь, даже нефть, но вот золота не найти. Не на Колыму же нам подаваться… Да там не только золотом можно брать. Кошенилью, скажем, стручками ванили или какао-бобами.
– Я согласен! – рассмеялся Белый.
– А то я беспокоился! Ты вот что, иди-ка поспи, а я до темноты на вахте постою. Ночью будет посложней – я лоцию смотрел, так что лучше тебе или Мишке дежурить.
– А справишься, тысяцкий? – прищурился Колян.
