В июле Мэри Энн написала ему письмо, умоляющее и смелое. «Те, кто знает меня лучше всех, уже не раз говорили, что, если я кого-то глубоко полюблю, это чувство изменит всю мою жизнь, и теперь я вижу, что они были правы». Она просила не покидать ее: «Если вы полюбите другую, тогда мне останется только умереть, но до тех пор я могла бы набраться смелости работать и приносить пользу, если бы вы были рядом. Я не прошу вас ничем жертвовать, я никогда не буду вам надоедать. <…> Вы обнаружите, что мне хватает малого, если только мне не грозит потерять это».
В финале она добавила решающий аккорд: «Я полагаю, что ни одна женщина прежде не писала вам подобного письма, но я его не стыжусь, потому что знаю, что в свете разума и подлинной цивилизованности я заслуживаю вашего уважения и вашей нежности, что бы развратные мужчины или вульгарно мыслящие женщины ни думали обо мне»
.
Это письмо отразило поворотный момент в жизни Элиот: она уверенно высказывала свою позицию и одновременно умоляла, показывая собственную уязвимость. После многих лет отчаянной борьбы за внимание ее душа начала все-таки крепнуть и смогла заявить о своем достоинстве. Можно сказать, что это был момент обретения свободы воли, момент, когда Мэри Энн вышла на новый путь, на котором со временем перестала метаться, движимая зияющей пустотой внутри, и обрела согласие с собой — начала жить в соответствии с собственными внутренними критериями, постепенно развивая в себе способность действовать решительно и управлять своей жизнью.
Письмо не дало результата: Спенсер ей отказал. Мэри Энн по-прежнему оставалась неуверенной в себе, и особенно в своем творчестве. Но в ней пробудилась энергия. Она становилась более цельным человеком и временами проявляла удивительную смелость.
Многие довольно поздно обретают себя. Иногда именно этого не хватает тем, кому не повезло в жизни. Существование таких людей настолько подчинено внешнему влиянию, будь то нехватка денег, начальники-самодуры или иные трудности, что они перестают верить, что от их воли что-то зависит. Социальные программы могут помочь им деньгами, но эта помощь не всегда идет во благо, поскольку они не верят, что могут управлять своей судьбой.
Еще одна сторона того же явления, часто проявляющаяся у обеспеченных людей, особенно молодых, — зависимость от чужого одобрения. У таких людей-автоматов жизнь кипит, они вечно заняты, суетятся, недосыпают, но при этом внутренне пассивны. Они также ничего не контролируют в своей жизни, ею управляют чужие ожидания, внешние критерии и навязанные им определения успеха.
Свобода воли не дается просто так. Она рождается в муках. Это не просто уверенность и решимость. Это глубоко впечатанные внутренние критерии, которыми человек руководствуется в своих действиях. Обрести свободу можно в любом возрасте — или не обрести вовсе. У Элиот этот процесс начался после знакомства с Гербертом Спенсером, но принес плоды только после встречи с Джорджем Генри Льюисом
[42].
Любовь всей жизни
Историю любви Джордж Элиот к Джорджу Льюису почти всегда рассказывают с ее точки зрения: эта великая страсть придала цельность ее душе, избавила от эгоцентризма и отчаяния, дала ей ту любовь, которой она жаждала, и ту эмоциональную поддержку и безопасность, которые были ей необходимы. Но можно рассказать эту историю и с точки зрения Льюиса: для него она стала центральным элементом на пути от раскола к целостности.
В семейной истории Джорджа Льюиса на протяжении нескольких поколений царил хаос. Его дед, комический актер, был женат трижды. Отец оставил в Ливерпуле жену с четырьмя детьми, завел в Лондоне вторую семью, где у него родились три сына, а потом уехал на Бермудские острова и уже не вернулся.
Джордж Льюис рос в бедности и при первой возможности уехал в Европу, где занялся самообразованием. Он читал труды Спинозы, Конта и других мыслителей, почти не известных в то время в Англии. Вернувшись в Лондон, он стал зарабатывать на жизнь пером: писал обо всем подряд и везде, где платили. В эпоху, когда ценилась узкая специализация и серьезность, его считали поверхностным писателем-подмастерьем.
Американская феминистка Маргарет Фуллер (Льюис встретил ее на вечере у Томаса Карлайла) отзывалась о нем как об «остроумном, офранцузившемся, легкомысленном человеке», «блистательном дилетанте». Многие биографы придерживались таких же взглядов и изображали его как искателя приключений, оппортуниста, одаренного, но поверхностного и не всегда заслуживающего доверия писателя.
Кэтрин Хьюз дает более благожелательную оценку. Джордж Льюис, по ее словам, был остроумен и искрометен в обществе, склонявшемся к серьезности и самодовольству. Он много знал о жизни во Франции и Германии, а окружавшие его люди часто с подозрением относились ко всему небританскому. Питал искреннюю страсть к идеям и привлекал общественное внимание к неизвестным мыслителям. Оставался свободомыслящим романтиком в среде викторианской строгости и сдержанности.
Джордж Льюис был невероятно дурен собой (он считался единственной лондонской знаменитостью, еще менее привлекательной, чем Джордж Элиот), но спокоен и чуток в беседах с женщинами, и это ему помогало. В 23 года он женился на очаровательной девятнадцатилетней Агнес. У них был современный, свободный союз; первые девять лет брака они в основном хранили друг другу верность, а после были с тем же постоянством неверны. У Агнес был длительный роман с неким Торнтоном Хантом. Льюис не возражал против этих отношений, при условии, что жена не станет рожать от Ханта детей. Когда это все же случилось, он признал детей своими, чтобы избавить их от позора незаконнорожденности.
К тому времени как он познакомился с Мэри Энн Эванс, Льюис уже жил отдельно от Агнес (хотя, по-видимому, надеялся, что рано или поздно вернется; официально они так и не развелись). Он вспоминал это время как «очень мрачный и бессмысленный период в жизни». «Я отказался от всех устремлений, зарабатывал только на пропитание и думал о том, что довлеет дневи злоба его»
.
Мэри Энн тоже была одинока. Она писала Каре Брей: «Мои трудности исключительно душевные — я недовольна собой и отчаялась достичь чего-либо достойного». В дневнике она повторяла слова феминистки Маргарет Фуллер: «Я всегда добьюсь желаемого своим умом, но жизнь! Жизнь! О боже, неужели никогда она не будет сладка?»
Мэри Энн уже было за тридцать, и она более взвешенно смотрела на себя: «В молодости мы преувеличиваем свои трудности; нам кажется, что весь мир — это лишь сцена, на которой разыгрывается драма нашей жизни, и что мы вправе ругаться с пеной у рта, если что-то идет не по-нашему. И я в свое время часто так делала. Но мы начинаем в конце концов понимать, что эти вещи важны только внутри нашего сознания, а оно лишь капля росы на розовом листке, от которой к полудню не останется и следа. Это не выспренняя сентиментальность, а простое рассуждение, которое я повседневно нахожу полезным»
.
Джордж Льюис и Мэри Энн Эванс познакомились в книжной лавке 6 октября 1851 года. Мэри Энн уже обосновалась в Лондоне и анонимно писала статьи для Westminster Review (впоследствии она стала редактором). Они вращались в одних и тех же кругах и оба близко дружили с Гербертом Спенсером.
