«Ромола» (1863). Мужу, чья совершенная любовь была и остается лучшим источником вдохновения и сил, посвящает эту рукопись автор, его преданная супруга.
«Феликс Холт» (1866). От Джордж Элиот дорогому супругу в тринадцатый год совместной жизни, в который все более глубокое чувство собственного несовершенства утешается все более глубокой любовью.
«Испанская цыганка» (1868). Моему дорогому супругу, который с каждым днем мне все дороже.
«Мидлмарч» (1872). Моему дорогому супругу Джорджу Генри Льюису в девятнадцатый год нашего благословенного союза.
Глава 8. Порядок в любви
Августин родился в 354 году в городке Тагаст на территории нынешнего Алжира. Это был закат Римской империи: она уже разваливалась, хотя еще и представлялась нерушимой. Родной город Августина находился на границе империи, в двух сотнях миль от побережья, и принадлежал к культуре, в которой беспорядочно смешивались римское язычество и пламенное африканское христианство. Первую половину жизни он провел, разрываясь между личными устремлениями и духовностью.
Отец Августина Патриций был мелким городским чиновником и сборщиком податей. Семью можно было отнести к верхнему слою среднего класса. Патриций, материалистичный и духовно вялый человек, надеялся, что его умного сына ждет блистательная карьера, которую не удалось построить ему самому.
Мать Августина Моника всегда притягивала внимание историков — и психоаналитиков. С одной стороны, это была приземленная, неграмотная женщина, воспитанная в церковной традиции: она каждое утро с благоговением посещала службу и толковала свои сны, ища в них предвестия будущего и советы. С другой — обладала невероятно сильным характером и была предельно твердой в своих убеждениях. Она пользовалась уважением в обществе, мирила ссорящихся, всегда оставалась выше сплетен. Сильная и достойная, она умела, как отмечает великолепный биограф Питер Браун, отгонять недостойных едким сарказмом
.
Моника была главной в доме. Она исправляла ошибки мужа, пережидала его измены и отчитывала его за неверность. Ее любовь к сыну и жажда управлять его жизнью были неутолимы, а временами эгоистичны и бездуховны. Августин признавал, что она куда больше многих матерей старалась держать его при себе и в своей власти. Она предостерегала его против женщин, которые могли его на себе женить. В центр своей зрелой жизни она поставила заботу о сыне, опекая его, когда он склонялся к тому направлению христианства, которое она исповедовала, и заходясь в рыданиях и захлебываясь гневом, когда отходил от этой религии. Когда Августин примкнул к философской секте, которую она не одобряла, мать велела ему не появляться ей на глаза.
В 28 лет Августин, уже сложившийся и успешный человек, желая попасть на корабль и уплыть из Африки, вынужден был прибегнуть к хитрости: он сказал матери, что идет в порт проводить друга, а сам проскользнул на судно вместе с любовницей и сыном. Отплывая, он видел, как мать рыдает и машет руками на берегу, снедаемая, по его выражению, «бурей горя». Разумеется, она отправилась следом за ним в Европу, молилась за него, выгнала его любовницу и устроила ему брак с десятилетней девочкой из богатой семьи, надеясь, что это заставит Августина вернуться в лоно церкви.
Августин понимал, что мать контролирует его своей любовью, но не мог ей противостоять. В детстве он боялся ее огорчить, а будучи взрослым — гордился ее духом и восхищался житейской мудростью. Он был потрясен, когда обнаружил, что она способна беседовать на равных с учеными и философами. Он понимал, что мать переживает за него больше, чем он сам, и больше, чем сама за себя. «Я не могу словами выразить любви, которую она ко мне питала; не могу выразить, насколько более сильные муки испытывала она в схватках, рождая мое духовное бытие, чем когда рождала на свет мое тело»
. Все это время она неистово его любила и не оставляла в покое его душу. Несмотря на всю ее властную строгость, минуты примирения и духовного единения с матерью были одними из счастливейших в жизни Августина.
Честолюбие
Августин был болезненным ребенком; с семи лет он страдал от тяжелых болей в груди, а в среднем возрасте выглядел постаревшим раньше времени. В школе учился неохотно, хотя был сообразителен и восприимчив. Уроки ему были скучны, и он ненавидел порку — неизменную составляющую школьной дисциплины. При любой возможности он сбегал с занятий, чтобы смотреть языческие медвежьи и петушиные бои на городской арене.
Еще в детстве Августин ощущал влияние двух противоположных идеалов — античного мира и иудео-христианского. Как пишет Мэтью Арнольд
[52] в книге Culture and Anarchy («Культура и анархия»), основная идея эллинизма — это спонтанность сознания, в то время как главная идея того, что он называет гебраизмом, — его строгость.
Другими словами, человек с эллинистическим мировоззрением стремится видеть вещи такими, какие они есть, и исследовать то прекрасное и полезное, что находит в окружающем мире. Он подходит ко всему гибко, как к игре. «Избавиться от невежества, видеть вещи, как они есть, и тем самым лицезреть их во всей их красоте — вот простой и притягательный идеал, который эллинизм предлагает человеческой природе»
. Эллинистический ум обладает «воздушной легкостью, чистотой и сиянием». Он полон «приязни и света».
Гебраизм же, напротив, «берет некоторые простые и существенные явления из всеобщего порядка вещей и в несравненном величии серьезности и глубины посвящает себя их изучению и наблюдению»
. Так что если человек с эллинистическим мировоззрением боится упустить из виду любой элемент жизни и по-настоящему управляет собственной жизнью, то человек с гебраистическим мировоззрением сосредоточен на высшей истине и хранит верность бессмертному порядку: «Покорность, преданность, следование не собственной личной воле, но воле Бога, послушание — такова фундаментальная идея этого подхода»
.
Человеку с гебраистическим мировоззрением, в отличие от эллиниста, в нашем мире некомфортно. Он осознает грех, чувствует те силы, которые препятствуют его совершенствованию. По словам Арнольда, «миру, пораженному нравственным истощением, христианство предложило зрелище вдохновенного самопожертвования; людям, которые ни в чем себе не отказывали, оно показало человека, который отказал себе во всем»
.
Номинально Августин жил под властью полубожественных императоров, которые к тому времени уже превратились в далекие фигуры, внушавшие благоговейный ужас, и которых придворные славословы именовали «вечно победоносными» и «восстановителями всего мира»
. Ему преподавали философию стоиков, служивших примером спокойной самодостаточности и подавления эмоций. Он заучивал наизусть Вергилия и Цицерона. «Слух мой был распален языческими мифами, и чем больше я чесал его, тем больший зуд испытывал»
, — вспоминал он позднее.
