Полковник все еще молчал.
– Почему вы ошиблись? – снова спросил генерал. – Или… Или вы не ошиблись? Вы не ошиблись, – повторил он уже убежденно.
Он вдруг замер, чувствуя, как сильно колотится сердце. Поднял руку, словно собираясь опереться на плечо стоявшего рядом полковника…
– Я все понял, – ошеломленно сказал Фомичев, – вы заранее все просчитали. Вы знали, что в автомобиле будет его дочь. Вы не ошиблись. Вы точно вычислили его реакцию. Она должна была погибнуть, и тогда разгневанный отец начнет мстить всем подряд. Это был ваш план?! Вы так все спланировали?!
– Я не буду отвечать вам, – чеканя слова, проговорил Авдонин, – я полагал, что вы разумный человек. Уберите Рашковского из Москвы, и вы его спасете. Разумеется, его не нужно посвящать в детали нашей договоренности.
– И вы начнете свою «зачистку» в городе. Я, кажется, только теперь начал все понимать. Вы подставили мне Форина нарочно. Вы знали, что я смогу его вычислить. Вы все точно знали. И просчитали реакцию Рашковского. Он уедет, а вы начнете убирать авторитетов и свалите все на Рашковского. Выставите его главным виновником начавшихся разборок.
– Возможно, – ответил полковник, – но лучше быть виновником, чем трупом. Вам так не кажется?
– Он не согласится, – убежденно сказал генерал.
– У вас есть одна неделя, – уточнил Авдонин, – после чего я буду считать, что мы не договорились. Ровно семь дней.
– Подождите, – попросил генерал, – вы понимаете, что человек с его характером не покинет Москвы ни при каких обстоятельствах? Он не любит уступать. И тем более сдаваться.
– Я считал вас более разумным человеком, Николай Александрович, – с явным сожалением произнес Авдонин. – В конце концов, с вашим опытом и знаниями вы найдете работу и в другом месте. Думаю, что мы поняли друг друга. До свидания.
Авдонин повернулся и зашагал к машине. Генерал сделал один шаг, второй… И, чувствуя шальные удары сердца, все-таки прислонился к дереву. Он перевел дыхание и тяжело вздохнул. Он не мог даже представить себе, как убедить Рашковского покинуть Москву. Но Фомичев прекрасно понимал, что Авдонин был прав. Если в стране охоту объявляет контрразведка, то шансов спастись нет. Или почти нет, за исключением тех чудесных случаев, которые выпадают один на тысячу, и их придумывают в кинофильмах и в книгах. Фомичев не верил в чудеса, он верил в логику. И именно поэтому он стоял, опираясь на дерево и чувствуя, как нарастает боль слева, словно собирающая силы, чтобы вырваться наружу.
Глава 15
На работу она старалась не опаздывать. А если пользуешься собственной машиной и попадаешь в пробки в центре города, то это становится проблемой. Марина, привыкшая ездить на работу в Ясенево, теперь ловила себя на том, что делает неправильный поворот, когда, задумавшись, ехала совсем в другую сторону.
В их институте был строгий режим, и посторонний не мог проникнуть на территорию без разрешения руководства. Именно поэтому он и был выбран. Если учесть, что, кроме нее, в лаборатории психологии больше не было сотрудников, то ее появление здесь не вызвало ни удивления, ни раздражения.
У нее был небольшой кабинет, выходивший во внутренний дворик. Раньше здесь был расположен склад для уборщицы, а еще ранее комитет комсомола, в котором числилось несколько молодых лаборанток. От комсомола остался небольшой сейф, стоявший в углу, и обитая изнутри красным дерматином дверь. От уборщиц остался стойкий запах стирального порошка, неистребимо въевшийся в стены кабинета. Она привычно открыла дверь, вошла в кабинет, повесила плащ на вешалку. Впереди был долгий день. Иногда она проявляла разумную активность, разговаривая с сотрудниками института, приходила на совещания к директору. Но чаще всего ей приходилось сидеть в кабинете, поглощая книги, о которых она давно мечтала.
Никто не мог знать, что в светильник, расположенный на потолке, была вмонтирована миниатюрная видеокамера, которая круглосуточно отслеживала всех посетителей ее кабинета. И микрофон, позволявший сидевшему в конце коридора сотруднику МВД слышать все разговоры, происходившие в ее кабинете.
На столе лежала книга Юнга. Она подошла к окну, взглянула на дворик. Накрапывал небольшой дождь. Марина повернулась к столу, и в этот момент в дверь постучали. Марина удивленно взглянула на часы. В такое время не бывало посетителей, и с утра все сотрудники занимались своими делами.
– Войдите! – крикнула она, убирая книгу в стол.
Дверь открылась, и в комнату вошел мужчина средних лет. У него были рыжеватые редкие волосы, мясистое лицо, большие уши. Она сразу узнала это лицо. Узнала и стала медленно подниматься со стула. Она была готова к любому повороту событий, к любой неожиданности. Но этот визит ее по-настоящему потряс. Перед ней на пороге стоял сам Леонид Дмитриевич Кудлин, правая рука Рашковского. Это было невозможно, немыслимо. По всем строгим правилам, установленным в институте, он не мог появиться здесь раньше чем через час. От девяти до десяти в институт вообще не пускали посетителей. Очевидно, Кудлину удалось каким-то образом обойти строгие правила и появиться тут сразу после открытия.
На нем был темно-коричневый костюм и серая водолазка. Она знала, что он не любил носить галстуки.
– Доброе утро, – сказал Кудлин, – вы разрешите мне войти?
– Входите, – кивнула она. Скрыть растерянность не удалось. Впрочем, это даже к лучшему. Он должен почувствовать, что застал ее врасплох и она смущена визитом неизвестного столь ранним утром.
Кудлин вошел в комнату. Мягкие манеры, неслышный шаг. Ее удивило, что он был без плаща. Неужели он приехал в одном костюме? И каким образом умудрился получить пропуск? На такую оперативность она не рассчитывала. Впрочем, дерзкое покушение смешало все карты, и у Рашковского появилась острая необходимость в доверенном лице рядом с собой.
– Разрешите сесть, Марина Владимировна? – спросил Кудлин.
– Да, конечно. Извините, но я вас что-то не припомню. Мне казалось, что я знаю всех работающих в нашем институте.
– Я не работаю в вашем институте, – улыбнулся Кудлин, присаживаясь на стул.
– Тогда каким образом вы оказались здесь в столь раннее утро? – улыбаясь, спросила она. – Кажется, у нас режимный институт?
– Мне тоже так кажется, – согласился Кудлин, – но, к счастью, у меня много знакомых. Они помогли мне получить пропуск в ваш институт.
– Удивительно. Значит, вы человек с большими связями. Я думала, что наши правила распространяются на всех. Как вас зовут?
– Простите, я не представился. Леонид Дмитриевич Кудлин.
– Очень приятно. Я вас слушаю, Леонид Дмитриевич. Признаюсь, я заинтригована вашим появлением. Кстати, дайте ваш пропуск, я отмечу.
– Не нужно, – снова улыбнулся Кудлин, – я отмечу его в другом месте.
– Хорошо, – согласилась она: в конце концов, режим института был не в ее компетенции, – я вас слушаю.
