Она помолчала. Здесь нужно было обязательно помолчать. Этот вопрос был в числе обязательных, на которые обращал внимание Циннер.
– Нет, – наконец сказала она, – мне было плохо. Но я не очень переживала. – Это была их «домашняя заготовка».
– Почему? – быстро спросил Журавлев.
– Мы ведь с ним к этому времени развелись. Потом он погиб, – заученно ответила она. – Он был военным летчиком, но я об этом стараюсь не сообщать в своих анкетах. Только в анкете для Леонида Дмитриевича я указала этот факт. В прочих анкетах обычно пишу, что была разведена.
– Понятно. У вас был неудачный первый опыт брака. С тех пор вы не выходили замуж?
– Несколько раз пыталась, – откровенно призналась она. – Но, к сожалению, ничего не выходило.
– Почему?
– Завышенный комплекс самооценки, – сообщила она. – Или другие скрытые комплексы. Не знаю. Не мне судить, хотя я и психолог.
– У меня есть еще несколько не очень приятных вопросов. Если хотите, мы попросим Леонида Дмитриевича удалиться.
– Не нужно, – ровным голосом отказалась она. – Не думаю, что может появиться такой вопрос, на который я не смогу ответить в его присутствии. Итак?
– Извините меня, вы склонны к экспериментам… в постели?
Вот здесь она действительно смутилась. Такой вопрос не был предусмотрен. Неужели она не ослышалась? Или он нарочно решил шокировать ее? Быстро бегут секунды. Нужно отвечать. Нужно что-нибудь придумать. А с другой стороны, она подсознательно помнила, что запись их разговора ведут прикрепленные к ней сотрудники. Пряжка ее сумки фиксирует все детали беседы. Циннеру все равно, а прочие будут зубоскалить. Сколько людей услышат эту запись? Быстрее нужно отвечать, прошло уже пять, нет, семь секунд, восемь…
– Это нужно знать для моей работы в банке «Армада»? – Она нахмурилась, взглянув на Журавлева. Потом посмотрела на Кудлина. Тот пожал плечами, схватившись за стакан с пивом.
– Разумеется, нет, – ответил Вениамин Денисович. – Но мне важен ваш ответ. Если не хотите, не отвечайте.
– Да, – с явным вызовом сказала она достаточно громко, так, чтобы ее услышали те, кто должен был слышать. – Да, я не против экспериментов подобного рода.
– Если вас постигнет неудача во время вашей работы в институте, что вы станете делать? Переживать? Пытаться немедленно все исправить? Испугаетесь, что о вашем поражении узнают другие? Не станете переживать, решив отказаться от задуманного? Просто выбросите все из головы? Будете бороться до конца? Что вы станете делать?
– Буду бороться до конца или попытаюсь все исправить, но не немедленно. Постараюсь обдумать, почему я допустила промах и в чем его причина.
– Вы могли бы пожертвовать собой ради чего-то важного? Да или нет?
– Скорее да. Но я должна быть уверена в целесообразности своего шага.
– Вы можете сказать своему начальнику, что он не прав? – Этот вопрос они тоже предусмотрели. Журавлев испытующе смотрел на нее. Идеальный ответ, который рекомендовал Циннер, звучал так: «Не всегда». Но она молчала. Кудлин прекратил есть и с интересом смотрел на нее. Циннер наверняка был прав, и стоило последовать его совету, но, с другой стороны, он рекомендовал ей быть предельно откровенной с Журавлевым. Предельно откровенной. Кудлин даже положил вилку на стол. Он даже перестал дышать, словно это был самый главный вопрос, ответ на который решал и его судьбу. Циннер меня разорвет на куски, внезапно подумала Марина, и ей почему-то стало легче.
– Да, – она подняла голову и посмотрела в глаза Кудлину, – да, – сказала она с нажимом, – я могу сказать это своему начальнику.
– Очень хорошо, – похоже, Журавлев был удовлетворен. Она вдруг поняла, что поступила верно. В какой-то момент сработала чисто женская интуиция. Журавлева бы не устроил уклончивый ответ. Ему нужна была конкретика. Он бы стал настаивать на конкретном ответе, а уклонившись от него, она бы многое потеряла в его глазах.
– Какое чувство вы испытываете, если вас неожиданно вызывают к директору института?
– Собранность. Ответственность, – чуть подумав, сказала она.
– Это общий ответ, – сразу возразил Журавлев, – меня интересует более конкретный. Что именно – страх, ощущение опасности, желание понравиться, продвинуться по служебной лестнице? Или вы ничего не испытываете?
– Желание продвинуться, – призналась она, – это более всего. Я хочу полностью использовать свой потенциал.
– В чем он? Какие наиболее сильные стороны своей натуры вы можете задействовать?
– Целеустремленность, коммуникабельность, возможность быстрой адаптации. Умение просчитывать варианты возможного поведения моих коллег.
– Почему в таком случае вы не добились большого успеха в жизни?
– Разве? – удивилась она. – По-моему, самодостаточность – один из основных принципов жизни счастливого человека.
– Вы работали за рубежом, у вас была возможность блестящей карьеры. А теперь вы работаете в обычном научно-исследовательском институте, – продолжал провоцировать ее Журавлев, – вам не кажется, что ваша карьера не удалась?
– Нет, не кажется, – убежденно произнесла Марина. – Я собираюсь защищать докторскую диссертацию. По-моему, в моем возрасте это не называется «неудавшейся карьерой». Возможно, через двадцать лет я буду уже членом-корреспондентом, – нанесла она очередной укол Журавлеву. Тот взглянул на Кудлина, усмехнулся и промолчал, не комментируя ее слова.
– Какие недостатки вы знаете за собой? – спросил Вениамин Денисович.
– Это некоторая неуравновешенность. Возможные срывы, связанные с неустоявшейся личной жизнью. Способность замыкаться в себе, неумение планировать свою жизнь… Достаточно или нужно продолжать дальше?
– Не нужно. Скажите, как вы себя поведете, если ваша подруга уведет от вас любимого мужчину?
– Мой любимый мужчина – мой сын. Надеюсь, его от меня не уведут никогда, – усмехнулась она. – Но в таком случае я не стану выяснять отношений. Порву с обоими. Так будет правильно. Выброшу их из своей жизни.
– Если после вашей работы кто-нибудь предложит вам более высокий оклад и лучшую должность – вы примете это предложение?
– Не знаю. Если это будет связано с изменой предыдущим руководителям, то вряд ли. Если нет, тогда возможно…
– Почему? Почему вы будете считать себя обязанной прежним руководителям?
– Это достаточно просто, – пояснила Марина, – они выводят меня на новый уровень, с которого я начинаю другой отсчет. Получается, что и последующие предложения будут отталкиваться от уже существующих.
Официант унес рыбу и принес тонкие куски сырого мяса, которые можно было поджаривать на специальной жаровне. Кудлин, любивший подобное «барбекю», начал осторожно раскладывать куски мяса, переворачивая их каждые несколько секунд. Марина отказалась от мяса. В этот момент Журавлев вдруг спросил:
