Каждый год в Университете сингулярности я провожу серию семинаров, на которых обсуждается эта тема. На семинарах мы пытаемся перечислить и расставить по приоритетности апокалиптические сценарии ближайшего и более отдаленного будущего. Проблемы ближайшего будущего постоянно оказывается в фокусе – и поэтому станут основной темой этого раздела: опасность биотехнологий в руках террористов, продолжающийся рост киберпреступности и потеря рабочих мест из-за развития сферы робототехники и AI. Поговорим о каждой отдельно.
Биотерроризм
Ранее в этой книге я описывал, как старшеклассники и студенты колледжей принимали участие в соревнованиях по генной инженерии iGEM (International Genetically Engineered Machine), в которых они использовали генетические технологии, чтобы заставить простые формы жизни производить полезные и интересные действия. Например, некоторые предыдущие победители конкурса создали жизненные формы, которые испускали флюоресцентное зеленое свечение и поглощали пятна нефти, а другие произвели вакцины, предотвращающие язву желудка. Но это сегодняшняя история. Завтрашний день – совсем другое дело. Говорит Эндрю Хессел,
[804] сопредседатель отделения биотехнологии в Университете сингулярности и страстный защитник DIY-инноваций в области биологии:
Сегодня на сцену выходит новое поколение биохакеров, которые будут использовать генную инженерию, чтобы основывать потрясающие компании. И в то же время, по мере упрощения и удешевления технологий, неизбежными станут биологические атаки и биохакеры.
Технологии уже сегодня достаточно дешевы. Машины по секвенированию и синтезу ДНК доступны для каждого, кто может позволить себе подержанный автомобиль. Это явление, с одной стороны, очень позитивное, но с другой – мы имеем тот факт, что некоторые крайне неприятные нуклеотидные последовательности, такие как вирус Эболы или «испанки» – штамм гриппа, убивший в 1918 году более 50 миллионов человек по всему миру, – теперь доступны онлайн. Британский астроном и космолог Мартин Рис
[805] думает, что опасность гораздо серьезнее, и даже объявил в журнале Wired, что ставит тысячу долларов на то, что «к 2020 году какая-нибудь биологическая ошибка или биологический теракт убьют миллион человек».
Рис и Хессел имеют все основания бить тревогу Доктор Ларри Бриллиант,
[806] один из тех, кто возглавлял команду ВОЗ, успешно истребившую оспу, а сейчас руководит Фондом насущных угроз Джеффа Сколла (деятельность этого фонда сосредоточена, помимо прочего, на пандемиях и биологическом терроризме), суммировал всеобщие опасения в недавней статье для Wall Street Journal:
Генетическая инженерия вирусов гораздо менее сложна и дорога, чем секвенирование человеческой ДНК. Оружие биотерроризма – дешевое, и для его создания не нужны огромные лаборатории или государственная поддержка. Это оружие массового поражения бедного человека.
Причем для причинения ущерба террористам даже не нужно самим создавать вирусы. Хассел объясняет:
Широко распространившаяся истерика в прессе по поводу H1N1 (вируса «свиного гриппа») в 2009 году вызвала у населения панику, а фармацевтические компании начали тратить миллиарды долларов на разработку вакцин, которые были по сути неэффективны. Страх и игнорирование биологических средств может привести к реактивным и разрушительным реакциям в обществе, зачастую с реальными последствиями, даже если само биологическое средство не так уж опасно.
По сути дела, одна даже угроза биологической атаки может принести большие разрушения, производя негативный экономический, социальный и психологический ущерб. Наша инстинктивная реакция на такую угрозу – призыв к более строгому контролю над распространением технологии и реагентов, но такие меры вряд ли произведут желаемый эффект. Первая проблема заключается в том, что запрет чего бы то ни было приводит к возникновению черного рынка и появлению криминальных сил, действующих на этом рынке. В 1919 году, когда в Америке было признано незаконным производство, продажа и транспортировка спиртных напитков, основным результатом этого закона стало появление организованной преступности.
[807] Количество заключенных в тюрьмах подскочило на 366 %; общая сумма расходов на исправительные учреждения увеличилась на 1000 %; даже случаев вождения в пьяном виде стало на 88 % больше. Подводя итоги Сухого закона, Джон Д. Рокфеллер-младший
[808] (изначально – активный сторонник этой идеи) отметил:
Употребление алкоголя только увеличилось, вместо обычных баров появились подпольные, возникла огромная армия нарушителей закона, и даже многие из наших лучших граждан игнорировали Сухой закон; общее уважение к закону практически сошло на нет, а количество преступлений подскочило до невиданного доселе уровня.
В наше время, если не считать допинга для спортсменов, практически не существует черного рынка биологических веществ. Если ввести более жесткие ограничения, этот рынок мгновенно появится. Также эта ситуация вызовет утечку мозгов, так как исследователи, заинтересованные в этих областях, переместятся в места, где смогут законно проводить свои исследования – это явление мы уже наблюдали со стволовыми клетками. Более того, есть еще и серьезные экономические факторы. Ограничения больше всего ударят по малому бизнесу, а именно малый бизнес – движущая сила экономики. Промышленные биотехнологии – быстро развивающийся сектор рынка, но, если мы опутаем его слишком большим количеством правил, этот рынок придет в упадок, что ударит не только по нашим кошелькам. Как пишет пионер синтетической биологии Роб Карлсон
[809] в недавнем обзоре «Синтетическая биология 101»,
наша главная возможность бороться с появлением как настоящих, так и ложных биологических угроз – это открытые и широко распространяемые технологические возможности. Ограничения, явно неэффективные с точки зрения укрепления безопасности, могут задушить технические инновации, которые как раз обладают необходимой эффективностью. И это действительно так: мы отчаянно нуждаемся в новых технологиях, чтобы обеспечить адекватную биологическую защиту.
