– Простите, я вас не понимаю…
– Этого и не нужно. Твоя задача давно определена. Но если все еще сомневаешься, попроси Таалу показать тебе пещеру двух озер.
– Зачем?
– Для наглядности, – хмыкнул прорицатель. – Хотя и это уже необязательно. Я лишь хочу сказать, чтобы ты не верила всему тому, что увидишь, всегда сама искала ответы на вопросы, слушала собственное сердце. И по-настоящему доверяла лишь ему, потому что иначе мой род обречен, а твой мир, скорее всего, погибнет.
Я сглотнула и, чтобы скрыть охватившую меня дрожь, присела на край разворошенной постели.
– Что я должна сделать, чтобы этого не произошло?
– В первую очередь – верить. В себя, в вашу богиню, в свою правоту.
– Но я и так верю, – улыбнулась я. – И не собираюсь ничего менять.
– Знаешь, когда-то у меня была любимая женщина, – словно не услышал оракул, и я тревожно замерла, ощущая, что стою на пороге великой тайны. – Красивая женщина. Терпеливая. И неистово любящая, что для такого, как я, настоящее чудо… прежде чем все изменилось, мы прожили вместе несколько лет. Несколько очень счастливых и памятных лет, в течение которых я каждое утро вставал с улыбкой и искренне верил, что это продлится вечно. Знаешь, в чем была моя ошибка? – неожиданно спросил Маару, когда я затаила дыхание. – Я всегда считал, что мое чувство к ней намного сильнее, чем то, что испытывала ко мне она. Мне казалось, что никто в целом мире не способен быть таким нежным, так трепетно заботиться о женщине и умирать от безумного желания ее защитить.
– Вы ее любили? – тихо вздохнула я, когда старик на мгновение умолк.
– Да. Но тогда я еще не знал, что любовь может стать навязчивой, а желание уберечь способно превратиться в удавку.
От прозвучавшей в его голосе горечи у меня тревожно екнуло сердце.
– В то время я был чересчур настойчив, – едва слышно признался оракул. – Упрям. И верил лишь в собственную правоту. Поэтому до последнего не хотел видеть, как тяжело ей оставаться рядом. Отказывался верить, что вместе со мной она может быть хоть в чем-то несчастлива. Надеялся, что ее желания – не более чем обычные женские капризы. А когда она решила уйти… сделал то, за что до сих пор прошу у нее прощения.
Я встрепенулась:
– Вы не захотели ее отпускать?
– Да. Потому что знал: как только она переступит порог нашего дома, моя жизнь тоже закончится. А без меня в этом мире некому стало бы сдерживать Смерть. Некому бороться за наш народ. Поэтому ради них… ради себя и подрастающих сыновей… я остановил ее. Уговорил остаться. И все последующие годы наблюдал, как она медленно угасает у меня на глазах. Как стремительно тают ее силы. И как день за днем отдаляются от меня родные дети, у каждого из которых я отнял не только детство, но и мать.
Нервно сцепив пальцы, я всмотрелась в клубящуюся над изголовьем тьму, в которой, по мере того как привыкали мои глаза, стало медленно проступать изможденное лицо.
Я уже знала: у мужчин этой расы очень трепетное отношение к близким. Особенно к женщинам, ради которых они готовы на все. Ради семьи мужья Ринаре и Альнаре согласились лишиться силы. Ради детей они отказались от статуса и предпочли превратиться в обычных смертных. Для моранов, да и для любого мужчины, это огромная жертва. Неоценимая. Но если на нее идут даже простые воины, что же тогда должен был чувствовать повелитель, которому любимая женщина однажды сказала «нет»?
– Она перестала к вам относиться, как раньше? – все-таки рискнула я осторожно уточнить.
– Нет. Шаэра любила меня до последнего.
– Тогда почему она так хотела уйти?
– Верхний мир звал ее сильнее, – тоскливо прошептал оракул, и вот тогда я против воли вздрогнула. – Без вашего проклятого солнца она все время слабела. Каждый день здесь, со мной, забирал у нее несколько лет жизни. Но какое-то время она мирилась с неизбежным. Терпела. Мечтала о том, что в будущем все изменится. И жила лишь тем, что я мог ей дать… а я дал ей все, на что хватило моих возможностей. Все, в чем она нуждалась, но этого все равно оказалось мало. Именно тогда она решилась уйти. Но не смогла, потому что я ей этого не позволил.
– Вы просто испугались, – неожиданно поняла я. – Побоялись отпустить, полагая, что она может уйти насовсем!
– Да, – с горечью признал оракул. – И это было ошибкой.
– Но если она так вас любила, что рискнула жить с вами… если ее чувства даже после стольких лет не угасли, то как вы могли подумать, что она вас бросит?!
– Она не бросила бы меня. Никогда. Но и заставлять меня видеть, как она умирает, не хотела.
– Это было ее право, – нахмурилась я. – И оно так же священно, как право на жизнь.
– Теперь я это понимаю, – снова вздохнул старик. – Но тогда я был слишком молод. И мне казалось неправильным, что она будет угасать вдалеке от меня. Что боится показать свою слабость. И упорно пытается скрыть, что каждый вздох в моих объятиях доставляет ей пусть небольшую, но все-таки боль.
Я тут же насторожилась:
– Вы ее к чему-то принуждали?
– Напротив, пытался отдалиться. Старался не прикасаться, хотя это было невероятно трудно. Не подходил, хотя до безумия хотел находиться рядом. И желал собственноручно за ней ухаживать до тех пор, пока с ее губ не слетит последний вздох. Я обмывал бы ей ноги. Кормил. Носил на руках… сделал бы все, чтобы она больше не испытывала боли.
– Почему же вы тогда не нашли решения?! – воскликнула я. – Если вы так дорожили друг другом, то почему не придумали способа остаться вместе?! Ведь она могла бы к вам возвращаться! Могла жить наверху, если это было необходимо! Но время от времени все равно приходить сюда! К вам! Разве так сложно это сделать?!
Оракул покачал головой:
– Все или ничего… Смерть не признает половинных решений. Если бы Шаэра ушла хоть на день, действие обряда утратило бы силу.
– Это еще почему? – опешила я.
– Потому что когда повелитель выбирает пару, сама Смерть венчает его с супругой. И она же тщательно следит, чтобы условия брачного договора соблюдались, – с горечью сказал прорицатель. – Если бы Шаэра ушла в верхний мир, она бы не смогла вернуться. И если бы я ее отпустил, то снова остался бы один. Навсегда. Потому что второй раз мораны не любят.
– И вы приняли решение за вас обоих, – с укором вздохнула я. – Она любила вас, но не смогла жить рядом. А вы заставили ее остаться, лишь бы не быть одному?
– Она говорила, что продолжит жить в наших детях, – болезненно дернулся оракул. – Клялась, что ни на кого больше не посмотрит так, как на меня. Но разве мог я допустить, чтобы там, наверху, она умирала в одиночестве? И разве мог позволить, чтобы наш маленький сын взвалил на свои плечи ношу повелителя прежде, чем станет к этому действительно готов?
Я провела рукой по внезапно вспотевшему лбу.
