Китайская армия энергично разрабатывает стратегии, подрывающие способность США перебрасывать свои войска в регион (стратегия «изоляции района военных действий»). Китай продемонстрировал способность уничтожать объекты на низкой околоземной орбите, что создает угрозу спутниковой архитектуре других стран.
Китай приложил немало стараний, чтобы урегулировать многочисленные пограничные споры на суше — с республиками Центральной Азии, Россией и некоторыми другими соседями (Индия — исключение). Великая Китайская стена лучше всего свидетельствует о том, что начиная с глубокой древности Китай неизменно тревожила прежде всего угроза внешней агрессии с севера, по суше. Теперь она ушла. И в Китае это ценят.
На море Китай сталкивается с гораздо более сложным положением. Проблемной зоной для китайского флота является так называемая «первая островная гряда»: Корейский полуостров, Курильские острова, Япония (включая острова Рюкю), Тайвань, Филиппины, Индонезия и Австралия. Китай вовлечен в споры о принадлежности различных участков дна Восточно-Китайского и Южно-Китайского морей.
Пекин также готовится оспорить гегемонию США в Тихом океане, развивает флот и т. н. «нить жемчужин» — вереницу портов и военных баз в дружественных странах на побережье Тихого и Индийского океанов. Китайские военно-морские силы стремятся распространить свое присутствие и за пределы китайского побережья в соответствии с новой стратегией — «дальней морской обороной». КНР готовится сопровождать суда от Персидского залива до Малаккского пролива, а также защищать интересы в Южно-Китайском и Восточно-Китайском морях. Другой элемент китайской военно-морской стратегии — распространение операционных возможностей за пределы Южно-Китайского моря и Филиппин к так называемой «второй цепи островов» — скалам и атоллам в Тихом океане. Эта зона пересекается со сферой доминирования американского и японского флотов.
Китай имеет как стратегическое, так и тактическое ядерное оружие. Стратегические ядерные силы Китая включают полную триаду — стратегические ракетные войска, стратегическую авиацию и атомный ракетный флот, — которая традиционно была небольшой и мало пригодна для первого удара. Общее количество средств доставки ядерного оружия стратегического назначения оценивается в 300 единиц, количество оперативно развернутых боеголовок 100–200 единиц
[655]. Представляется, что обязательство Китая о неприменении ядерного оружия первыми носит отнюдь не декларированный характер. Вместе с тем Китай активно модернизирует и наращивает свою триаду. Нередко эти изменения связывают с разработкой и размещением американской системы противоракетной обороны, которая представляет большую угрозу для китайского потенциала сдерживания, чем, скажем, для российского
[656].
Но в целом Китай, реализуя стратегию усиления своего влияния в мире, делает упор на создание «зоны добрососедства и зон взаимного процветания» по периметру границ. Приоритетное внимание уделяется регионам и странам, интересным с точки зрения наличия богатых запасов сырья и энергоресурсов, а также к странам — источникам высоких технологий. Китай наращивает свое влияние в соседних государствах прежде всего путем активной экономической интеграции, которая подчас сопровождается демографической экспансией, к чему Пекин все больше добавляет «мягкую силу».
Китайское влияние растет за счет диаспоры, миллионов этнических китайцев и их потомков, пустивших корни в бизнесе, культуре и политике всего мира. Пекин может в полной мере полагаться на диаспору, особенно сейчас, в период подъема национальной гордости. «Для пекинского правительства люди китайского происхождения, даже с другим гражданством, являются членами сообщества и посему в некоторой мере подвластны китайскому правительству, — подмечал Хантингтон. — Китайская идентичность определяется расовыми понятиями. «Подойди к зеркалу и посмотри на себя» — вот напоминание ориентированных на Пекин китайцев тем соотечественникам, кто старается ассимилироваться в зарубежных странах». Благодаря китайцам имел место бурный экономический рост восточноазиатских «Тигров» (три из четырех «тигров» — Гонконг, Тайвань и Сингапур — китайские общества), Хуацяо были важным источником инвестиций в КНР. В начале XXI века китайцы составляли 1 % населения Филиппин, но контролировали там 35 % продаж, 2–3 % населения Индонезии, но 70 % местного капитала, 10 % населения Таиланда, которые контролировали 50 % ВНП
[657].
В системе внешнеполитических приоритетов Китая впереди идут отношения с большими державами. На первом месте США и Россия, затем страны ЕС (чаще говорят не о ЕС как таковом, а об Англии, Франции, Германии). Далее идут Япония и Индия.
В 1990-е годы китайское правительство исходило из того, что с момента утверждения США в качестве единственной сверхдержавы, они проводили политику гегемонии и действовали с позиции силы. «Враждебные силы Запада, — говорил в 1995 году Цзян Цземинь, — не оставили ни на мгновение свои попытки вестернизировать и «разделить» нашу страну». Основания для подобных оценок имелись. Соединенные Штаты разрешили президенту Тайваня Ли посетить Вашингтон, продали Тайваню 150 самолетов F-16, назвали Тибет «оккупированной суверенной территорией», обвиняли Китай в нарушениях прав человека, помешали Пекину стать столицей Олимпийских игр 2000 года, безосновательно осудили Китай за экспорт в Иран компонентов химического оружия, ввели торговые санкции за продажу ракетной техники Пакистану и, угрожая Китаю дополнительными экономическими санкциями, одновременно препятствовали его вступлению во Всемирную торговую организацию
[658].
Американо-китайские противоречия неизбежны и в будущем, тем более что США не откажутся от взгляда на мир через призму противостояния сил демократии и авторитаризма, свободного рынка и государственного патернализма. Но факторы силы США в регионе, которая основывалась на их финансовых возможностях, сегодня слабеют. Сейчас финансовые возможности Китая превосходят американские, КНР стал главным импортером продукции из Восточной Азии, где во многих странах тема китайской угрозы воспринимается лишь как элемент американской конкурентной борьбы с Пекином. «Китайский вызов носит не столько военный, сколько экономический характер, а Соединенные Штаты продолжают сохранять безусловное превосходство только в инструментах войны»
[659].
Не собирается отступать и китайская сторона. Как отмечал Дэниел Фунг, «п о широким вопросам внешней пол и тики китайское общественное мнение не менее националистично или враждебно к Америке, чем политическая элита. Напротив, быстрорастущая национальная гордость китайцев, радующихся достижениям своей страны с 1979 г. — не только экономическим, но также социальным, политическим и военным, — приводит к тому, что китайские граждане не желают подчиняться давлению или запугиванию со стороны Соединенных Штатов в вопросах внешней политики, безопасности или обороны»
[660].
