Пантеон индуистских богов весьма многочислен. Однако каждый из них являет собой какую-то своеобразную грань единого вездесущего Бога. Наиболее почитаема знаменитая триада, состоящая из Брахмы — вседержителя мира, Вишну — хранителя и Шивы — одновременно разрушителя и воссоздателя. Все они изображаются обычно с четырьмя руками, а Брахма еще и с четырьмя головами, подчеркивающими его всевидящее присутствие. У каждого из богов есть супруга, также обладающая выдающимися способностями. К священным книгам индуизма относят «Бхагавадгиту», веды, упанишады, пураны, а также эпические произведения «Махабхарата» и «Рамаяна».
Леонид Васильев пишет: «Мир всего живого, включая людей и даже богов, по представлениям индуистов, — это сансара, бесконечная и безначальная цепь перерождений, унылое бытие профанического, т. е. удел всего обычного, обыденного. Ценность этого мира всегда считалась весьма относительной, ведь, в конечном счете, он не что иное, как своего рода иллюзия, майя. Но зато за пределами такого мира, вне колеса сансары, есть мир великой подлинной Реальности, где властвует Абсолют. Вырваться из мира сансары, достичь высшей Реальности и слиться с великим Абсолютом — желанная конечная цель высокоуважаемой в индуизме религиозно активной личности, аскета, йога, гуру, риши. Цели этой достичь нелегко, доступно такое далеко не каждому, не говоря уже о том, что достижению цели нужно посвятить всю жизнь, сделав ее подвигом самоотречения, психотренинга, умерщвляющей аскезы»
[753].
Жизнь в мире сансары регулируется кармой, то есть балансом добрых и злых дел в предшествующих перерождениях. Человек, как и все живое, появляется на свет с обусловленной всеми предыдущими существованиями кармой, которая определяет не только внешний облик родившегося (человек, животное, червяк или растение), но и место. Если родившийся — человек, то он оказывается в сложной иерархической системе варн и каст.
Первое упоминание о варнах содержится в «Ригведе». Варна — всего их четыре — понятие сакральное, в отличие от касты, которых существует множество в рамках варн. На верху социальной пирамиды располагались брахманы — священники, наставники, советники правителей, учителя. Брахман считался воплощением бога на земле, ему возбранялся физический труд. Представители высшей варны (и множества каст) жрецов — носители древней мудрости вед — несравненно более других подготовлены к разрыву кармической цепи перерождений. Ниже брахманов располагались кшатрии, коими первоначально стала военная знать индоариев. Они отвечали за управление государством, военное дело, защиту подданных, соблюдение ими обычаев своей касты. Еще ниже находились вайшьи — торговцы, ростовщики, свободные общинники, земледельцы. Эти три варны еще назывались «дваждырожденными». Мальчики из этих варн были допущены к обучению сакральному знанию на санскрите, дающему второе рождение. Четвертая варна — шудры — таких прав не имела. Они были обязаны служить «дваждырожденным», обрабатывать землю, но не могли владеть ею. За пределами этой четырехварновой системы находились неприкасаемые, которые были уборщиками мусора и нечистот.
Представители каждой из варн разбиты на множество каст, каждая из которых имела собственную идентичность, выражавшуюся в особых формах почитания богов, специфической мифологии, песен и танцев. Каста — постоянное и неизменное место человека в его данном рождении в мире сансары. И поскольку только ты являешься творцом собственной кармы, никто, кроме тебя самого, не виновен в том, что ты влачишь жалкое существование, это — плата за прошлое. Если соблюдать все нормы, диктуемые положением твоей касты, ты можешь рассчитывать на благосклонность судьбы в следующем перерождении.
Индуизм — это образ жизни Индии с его установкой на высшую ценность небытия и весьма ограниченную значимость мира сансары. Для индуиста не много смысла в истории, и не случайно столь богатая событиями и культурно насыщенная индийская традиция так скудна на хроники, летописи, историко-географические описания и т. п. Для индуиста не очень понятны призывы к равенству или социальной гармонии, ведь они противоречат идее кармы, индивидуальной ответственности за социальную ущербность в данном перерождении. Индуист чужд активному социальному протесту, а тем более насилию, ведь это чревато ухудшением кармы.
При этом политическая и социальная индифферентность компенсируется высокой эмоциональностью, богатством эстетики и чувств, воспитанных мифологическими эпосами «Махабхараты» и «Рамаяны» или пуранами. В Индии им до сих пор нет равных по популярности. Индуизм — это даже не религия в авраамическом смысле, а скорее философия, причем такая, в которой больше вопросов, нежели ответов. В самом важном тексте индуизма «Ригведе» есть центральный стих, Гимн Творению, в котором говорится:
«Кто вправду знает — и может в этом поклясться, –
Как появилось творение, когда и где!
Даже боги явились после дня творения,
Кто вправду знает, кто может честно сказать,
Когда и как началось творение?
Это начал Он? Или не Он?
Только Тот, кто наверху, может быть, знает;
Или может быть, не знает даже Он».
Сравните с уверенным тоном Библии.
Индуизм никогда не имел иерархически организованной церкви, отличался терпимостью к иным религиям. Добиваясь нравственного поведения и принципов мышления, индуизм предоставляет своим последователям простор во всем остальном, включая поиск собственных путей к спасению. Сектантства в строгом смысле слова в индуизме не может быть из-за отсутствия церковной структуры и официальной догматики. Ярчайший пример интегрирующей силы индуизма — судьба буддизма, который практически исчез в Индии и вовсе не из-за гонений на него. Индуизм включил в себя постулаты буддизма и фактически поглотил его. Сила и удивительная внутренняя прочность, живучесть индуизма объяснялась тем, что он опирался на общинно-кастовую структуру и санкционировал ее.
Оказал ли индуизм воздействие на главную особенность индийской политической традиции — слабость государства, которая выражалась не только в постоянной борьбе и частой смене правящих элит, но и в их территориальной нестабильности, «текучести» и исключительном общественном плюрализме? Безусловно. Индуизм практически безразличен к власти, к государству. Его принципы исключали честолюбие и связанный с ним карьеризм. Руководить государством — профессиональное занятие кшатриев и советников-брахманов, удел остальных — исполнять отрегулированные веками общинно-кастовые обязанности.
Фрэнсис Фукуяма подчеркивал также, что в Индии «цари рассматривались как исполнители законов, написанными другими, а не просто творцами законов, как в Китае… Эта огромная территория никогда не управлялась единой политической властью и так никогда и не выработала единый литературный язык, как Китай. Действительно, история Индии до конца ХХ века — это история постоянного политического разъединения и слабости, а среди самых успешных объединителей были иностранные завоеватели, чья политическая власть основывалась на ином социальном базисе»
[754].
