Темой, которая в едином порыве сплотила всю Латинскую Америку, стало пребывание основателя WikiLeaks Джулиана Ассанжа в посольстве Эквадора, где он получил политическое убежище, но не смог им воспользоваться из-за правительства Великобритании. Позиция Лондона получила единодушное осуждение со стороны не только Боливарианского альянса народов Америки, но и всего Союза южноамериканских наций — УНАСУР (причем для принятия соответствующего решения министрам иностранных дел стран-членов потребовалось лишь восемь минут)
[929]. Еще более шокирующий эффект имели разоблачения Эдварда Сноудена, особенно по поводу прослушки глав государств, особенно — в Бразилии. А решение Франции и Португалии закрыть воздушное пространство для самолета президента Боливии Эво Моралеса из-за подозрения, что Сноуден находится на его борту, буквально взорвало всю Латинскую Америку. Вновь был созван экстренный саммит 12 стран Союза южноамериканских наций, резко осудивший европейские правительства как американских марионеток
[930].
12 октября 2014 года Эво Моралес на президентских выборах в Боливии получил 61 % голосов, а его «Движение к социализму» сохранило большинство в обеих палатах парламента. Уже вечером он выступил с балкона Дворца правительства: «Это — победа антиимпериалистов и антиколониалистов, это победа боливийского народа. Родине — да, колонии — нет». Моралес посвятил победу всем народам, которые борются с империализмом, а также лично Фиделю Кастро и Уго Чавесу
[931].
Чувство самоуважения в Латинской Америки усилилось после избрания римского папы — Хорхе Марио Бергольо, принявшего имя Франциска I в марте 2013 года, первого неевропейца на престоле, который стал и самым влиятельным аргентинцем мира, и первого папы — иезуита. Латинская Америка — самый католический континент, 72 % населения — католики (правда, в 1910 году эта цифра составляла 90 %)
[932]. Так что не случайно ставка сделана на представителя континента, на который приходится 40 % всех католиков планеты, а не на становящуюся все более атеистической Европу. Это явилось и ответом на рост влияния в последние годы протестантских деноминаций (в основном из-за скандалов с педофилией священников и запретов на аборты) в католической церкви. Страной с самым большим римско-католическим населением — 123 млн верующих католиков — является Бразилия, и не случайно, что свой первый пасторский визит в июле 2013 года папа Франциск совершил именно в эту страну
[933].
Континент, безусловно, становится одним из полюсов современного и будущего мироустройства. Но латиноамериканская цивилизационная самоидентичность пока не очень выражена. «Сами жители Латинской Америки отличаются по субъективной самоидентификации, — подмечал Хантингтон. — Некоторые говорят: «Да, мы — часть Запада». Другие заявляют: «Нет, у нас своя уникальная культура», а великие писатели Латинской и Северной Америки тщательно описывают свою культурную самобытность»
[934]. В Бразилии налицо множественность идентичностей. Многие представители элиты считают ее западной страной. Почти половина населения называет себя «черными» или, по крайней мере, «небелыми». «Бразильцы думают о себе не столько как о латиноамериканцах, сколько как о бразильцах, причудливой смеси африканской, европейской, ближневосточной, азиатской и местных культур»
[935]. Известный бразильский социолог и философ Жилберту Фрейри замечал в 1960-е годы: «Некоторые бразильцы верят, что их страна характеризует собой особую форму цивилизации. Они считают, что эта цивилизация… способна проецировать и на другие континенты те ценности, которые были получены в результате адаптации норм современной цивилизации к другим, более отсталым регионам, не нанося ущерба культурам и обычаям местного населения»
[936]. Типичного аргентинца в наши дни называют креольцем (criollo). Но в плане идентичности налицо очевидная двойственность: во внутренних районах преобладает культура испанско-индейская, в столице — скорее космополитичная, близкая к европейской. Становясь цивилизацией, Латинской Америке еще предстоит осознать себя в этом качестве.
Латинская Америка все меньше выглядит как зона преобладающего влияния США. «Соединенные Штаты больше не является единственной державой, к которой следует обращаться для разрешения кризисов, обеспечения безопасности и определения повестки дня развития Латинской Америки»
[937], — констатирует американский эксперт Джулия Свейг. Организация американских государств явно не может найти себе нового места. Во многих странах Соединенным Штатам не могут простить продолжавшейся много десятилетий поддержки диктаторских режимов. Не нравилась слишком жесткая позиция в отношении Кубы, которую за пределами США никто в Западном полушарии не считает изгоем. Не нравятся инспирируемые из Вашингтона попытки свергнуть левацких лидеров. Во многих странах, включая Бразилию, вызывает протест расширение военного присутствия США на базах в Колумбии. Не нравятся жесткие преграды на пути миграционных потоков в Соединенные Штаты. Почти нигде не нашла поддержки американская глобальная «борьба с терроризмом», особенно в Ираке, а также результаты воплощения в жизнь неолиберальных экономических рецептов.
У США тоже растет список претензий к Латинской Америке, среди которых прогрессирующее полевение стоит на первом месте (свои левые в Соединенных Штатах отсутствуют, точнее, имеются в виде горстки не представленных в Конгрессе крошечных партий и групп). Но претензии существуют не только к левопопулистским режимам. Так, что касается Бразилии, «американцы чувствуют дискомфорт в отношении поднимающейся силы в их «расширенном соседстве». Независимость Бразилии была ненадежной и прямо провоцирующей: она воспринимается как друг Ирана, поднимающаяся сила, не озабоченная ценностью прав человека как мирового добра, которую часто осуждают как подружку африканских и арабских государств»
[938]. На границе США и Мексики не только строится стена, но и уже много лет идет настоящая война между армиями мексиканских наркокартелей, с одной стороны, и вооруженными силами и полицией двух стран — с другой. Кстати, иммиграцию остановила не стена, а улучшившееся экономическое положение в Мексике, из-за чего с 2011 года все больше людей (включая американских пенсионеров) переезжает из США в Мексику, а не наоборот
[939].
