Операции в Афганистане и Ираке потребовали крупных затрат. Однако впервые в американской истории война велась не только без повышения налогов, но на фоне их сокращения. Расходы на Ирак и Афганистан (свыше 1 трлн долл.) стали дополнительной причиной стремительного роста бюджетного дефицита.
Администрация Буша провела в 2001 и 2003 годах самое крупное в американской истории снижение подоходных налогов, желая стимулировать бизнес, что привело к падению доходов федерального правительства примерно на четверть. В то же время государственные расходы не только не сокращались, а существенно росли, причем не только военные, но и некоторые социальные (медицинская помощь пенсионерам). В результате существовавший при Клинтоне профицит бюджета быстро превратился в дефицит. Экономический рост и личное потребление финансировались во многом за счет иностранных сбережений.
Задолженность росла не только у правительства, но и у банков, и у населения. Долги пяти крупнейших инвестиционных банков — Lehman Brothers, Bear Stearns, Merrill Lynch, Goldman Sachs и Morgan Stanley — за 2004–2007 годы достигли 4,1 трлн долл. Кризис переживут только два последних. Осуществленное же в неолиберальном ключе дерегулирование финансовых рынков привело к нарастанию спекулятивной волны, прежде всего на рынке третичных финансовых инструментов (деривативов), связанных с той же ипотекой, в результате чего возник колоссальный разрыв между стоимостью некоторых видов ценных бумаг и их реальным обеспечением. В спекулятивную игру оказались вовлечены и ведущие банки, и инвестиционные компании.
Нуриэль Рубини подчеркивает: «Политики не сделали ничего, чтобы оградить население от соблазна схем, суливших быстрый заработок. Они скорее даже поощряли их. Не кто иной, как сам президент Соединенных Штатов объявил о том, что правительство не должно беспокоить бизнес, а Федеральная резервная система не стремилась к тому, чтобы остановить спекулятивный поток. Финансовые инновации и эксперименты получили правительственный карт-бланш за свой огромный вклад в экономический рост страны, и на рынке появились новые виды финансовых компаний, целью которых было продавать малопонятные ценные бумаги неопытным инвесторам и открывать полноводные кредитные линии доступными для миллионов заемщиков»
[286].
Полагаю, именно такой курс привел в итоге к экономическому кризису 2007–2009 годов, последствия которого ощутил на себе весь мир. Во всяком случае, среди экспертов и политиков мира «ответственность» США, их финансовой системы и регулирующих органов за возникновение кризиса, получившего название «Великой рецессии», считается признанной. Было совершено несколько ошибок, растянувшихся на десятилетие.
«Этот кризис очень похож на многие другие, которые имели место и до него, как в Соединенных Штатах, так и в других странах, — уверяет нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц. — Существовал пузырь, который, лопнув, стал сметать все, оказавшееся на его пути. Надуванию последнего пузыря помогали плохие банковские кредиты, выдаваемые под залог активов, стоимость которых из-за надувания пузыря была искусственно завышена. Появившиеся инновационные финансовые продукты позволяли банкам скрывать большую часть своих плохих кредитов, выводить их за рамки балансового отчета, увеличивать размер фактически применяемого кредитного плеча, из-за чего пузырь надувался все больше и больше, а тот хаос, который породил его прорыв, становился все масштабнее»
[287].
Республиканская администрация решительно отказалась от традиционных идей своей партии о невмешательстве государства. Руководители финансового блока — глава Минфина Генри Поулсон и ФРС Бен Бернанке — сумели убедить Буша, что без гораздо более решительных дополнительных шагов страну ждет дальнейший обвал рынков, кризис масштабов «Великой депрессии» с 25-процентной безработицей. Было предложено вбросить на рынок 700 млрд долл. дополнительной ликвидности за счет увеличения государственного дефицита. Коллеги-республиканцы в Конгрессе пришли в ужас от необходимости голосовать за столь решительное перераспределение денег налогоплательщиков на спасение Уоллстрита, и большинство конгрессменов от «великой старой партии» не поддержали своего президента. Тем не менее Закон о чрезвычайной экономической стабилизации, которым создавался фонд в 700 млрд долл. для спасения проблемных финансовых активов был принят и подписан Бушем 3 октября
[288]. «В течение дней политические официальные лица в Вашингтоне взяли на себя ответственность за решения, которые обычно принимают рынки в Нью-Йорке, впечатляющий поворот экономического и финансового могущества из финансовой столицы Америки в столицу политическую»
[289], — подчеркивал Иан Бреммер.
Финансово-экономический кризис длился 18 месяцев (до июня 2009 года) и оказался самым продолжительным со времен «Великой депрессии» 1929–1933 годов. Кризис вызвал списание банковской системой США в убыток гигантской величины активов — более одного триллиона долларов (или более 8 % всех активов против 3,6 % в Европе). Именно сила финансового шока в США еще до промышленной рецессии (обычно это происходит позже и под влиянием рецессии) обусловили тяжесть кризиса. Разрушение системы кредита привело к лавинообразному сокращению продаж автомобилей, домов и других товаров долговременного спроса, что отразилось на производственном секторе всего мира.
«Великая рецессия» породила кризис доверия к политическому курсу Буша, к государственным и экономическим институтам, утрату американским обществом характерных для него оптимизма и веры в будущее. Америка созрела для самых крутых перемен.
Доктрина Обамы
Политический маятник резко качнулся в сторону демократов, что привело не только к победе Обамы на президентских выборах 2008 года над Джоном Маккейном, но и к установлению контроля демократов над обеими палатами Конгресса.
Приход к власти первого темнокожего президента отразил серьезные социально-культурные сдвиги в американском обществе, небывалую активизацию в условиях кризиса тех групп избирателей — молодежь, черные, цветные, женщины, — которые давно ожидали перемен. За Обаму проголосовали 43 % белых американцев, 95 % афроамериканцев, 66 % испаноязычных и 64 % азиатов.
В центре экономической политики оказались три основные задачи: стимулирование роста, повышение занятости, преодоление огромного дефицита бюджета. При этом шаги по их реализации нередко противоречили друг другу, рост стимулировался за счет увеличения дефицита. Несмотря на все принимаемые меры, рост оставался на уровне чуть выше 2 %. Проблема заключалась не в отсутствии доступа к кредитным средствам, а в недостаточности инвестиционного и потребительского спроса: корпорации осторожничали, не торопясь расширять производство и увеличивать число занятых, хотя фиксировали рекордные прибыли, прежде всего за счет снижения издержек через увольнение персонала во время кризиса
[290]. С 2011 года акцент делался на создание рабочих мест в сфере образования и высокотехнологичных отраслях, поощрение инвестиций в новое оборудование и масштабные расходы на приоритетные проекты — образование, инновации (в том числе в «чистой энергетике») и развитие инфраструктуры, НИОКР.
