Соединенные Штаты активно работали над созданием системы крупных экономических группировок. НАФТА (North American Free Trade Agreement: Североамериканское соглашение о свободной торговле) много критикуют, но ее достижения трудно оспорить. «Объединив экономики Канады, Мексики и Соединенных Штатов, НАФТА создала региональный рынок размером в 19 трлн долл. с 470 миллионами потребителей. По оценке Торговой палаты США, шесть миллионов рабочих мест зависят от торговли с Мексикой и еще восемь миллионов — от торговли с Канадой. НАФТА бы ла первым полноценным договором о свободе торговли между развитыми и развивающимися странами»
[307], — писала сопредседатель Совета по международным делам Карла Хиллс. Каждый день товары и услуги на 2 млрд долл. пересекают северную границу США, на 1 млрд — южную.
Сейчас Соединенные Штаты озабочены созданием сразу двух новых интеграционных группировок — Трансатлантической — со странами Евросоюза (речь об этом уже шла) и Транстихоокеанской. В переговорах о Транстихоокеанском партнерстве участвуют США, Канада, Мексика, Чили, Перу, Австралия, Новая Зеландия, Вьетнам, Сингапур, Малайзия и Бруней. Есть перспективы присоединения к переговорам Японии, что позволит объединить страны, на которые приходится 40 % мирового ВВП и мировой торговли. Геополитическое объяснение сформулировал еще в 2012 году Эдвард Люттвак: это ключевой элемент совместных усилий стран, опасающихся подъема Китая и намеренных «сдержать» его геоэкономическими методами
[308]. Или, как сказал бывший глава аппарата Белого дома Уильям Дейли, «если мы не установим правила торговли в Азиатско-Тихоокеанском регионе, их установит Китай»
[309]. Пекин это понимает и противодействует американским планам.
Препятствием служит и внутриполитическая расстановка сил в США. Главным лоббистом проекта является Барак Обама. Но в его собственной партии ТТП отвергается по идеологическим мотивам, поскольку последствий заключения опасаются тесно связанные с демократами профсоюзы, опасающиеся конкуренции, а многие либералы видят угрозы для национальных регуляторов финансовых институтов, природоохранных стандартов, защиты прав занятых. 2 мая 2015 года представители Демократической партии США во главе с Элизабет Уоррен, сенатором от штата Массачусетс (наиболее влиятельная женщина в партии после Хиллари Клинтон), заблокировали рассмотрение законопроекта, который бы наделил президента США полномочиями заключать международные соглашения о свободной торговле по упрощенной процедуре (законопроект Fast track). Республиканцам идеологически более близки идеи свободной торговли. Но в Конгрессе тон во многом задают те законодатели, которые не готовы поддерживать ни одну инициативу Обамы, даже если она созвучна им идеологически.
[310]
Азиатско-Тихоокеанский регион все более важен для США. Торговые связи американцев со странами Восточной Азии уже давно значительно выше, чем с европейскими государствами. Симптоматичными были позиционирование Обамы как первого тихоокеанского президента Соединенных Штатов и заявленный им и Хиллари Клинтон «разворот в сторону Азии». «Президент разделял мое стремление поставить Азию в фокус внешней политики администрации, — вспоминала Клинтон. — Рожденный на Гавайях, проведший годы своего становления в Индонезии, он чувствовал сильную личную связь с этим регионом и понимал ее значимость… В течение следующих четырех лет мы использовали то, что назвали «дипломатией передового базирования» в Азии, позаимствовав этот термин от наших военных коллег»
[311].
Количественные параметры сдвига американской политики озвучил министр обороны США Леон Панетта в июне 2012 года на диалоге Шангри-Ла в Сингапуре: к 2020 году 60 % военных кораблей США, включая 6 авианосных группировок, будут базироваться в АТР
[312]. Роберт Каплан обратил внимание на то, что с размещением американских морских пехотинцев в Австралии и флота в Сингапуре Соединенные Штаты связали воедино свою систему военно-морского присутствия сразу в двух океанах — Индийском и Тихом, — и отныне «морская система безопасности Большого Ближнего Востока и Восточной Азии начнет сливаться в одну, охватывающую географически все южное окаймление Евразии»
[313].
Вопросом номер один является, безусловно, усиление Китая, главного стратегического визави США в XXI веке. Наиболее опасным сценарием рассматривается его усиление за счет Соединенных Штатов, т. е. путем замещения их связей с ближайшими союзниками влиянием Пекина. На сегодня этого не происходит: ни один ключевой военно-политический партнер США в Восточной Азии не рассматривает КНР как альтернативу Вашингтону, напротив, все они видят в Соединенных Штатах единственное государство, способное сбалансировать Китай и не допустить его доминирования в регионе. И все же Китай определенно увеличивает свое влияние в Восточной Азии и пока успешно нейтрализует создание любых коалиций, которые были бы направлены против него. На развитие двусторонних отношений значительно повлиял мировой финансово-экономический кризис, который выявил высокую степень взаимозависимости между крупнейшей потребляющей и крупнейшей производящей экономиками мира.
Китай выступил главным кредитором Соединенных Штатов и локомотивом глобального выхода из рецессии.
В книге 2009 года Захари Карабелл ввел в употребление быстро ставший популярным термин Кимерика (Chimerica)
[314], обозначавший симбиоз двух экономик. Заговорили — с легкой руки вездесущего Бжезинского — и о «Большой двойке» (G-2) — неформальном союзе США и Китая, способном решать судьбы мира. Команда Обамы (заместитель госсекретаря Джеймс Стейнберг сформулировала и новый подход к американо-китайским отношениям — «стратегическое заверение», подразумевающее толерантную позицию США в отношении увеличения геополитической мощи и влияния Китая в мире в обмен на сотрудничество с США по ключевым вопросам безопасности
[315].
