Так всего за два дня, 28–29 декабря 1741 года, по «указыванию» Ваньки Каина был взят и доставлен в Сыскной приказ 61 человек. На первом же допросе большинство арестованных признались в различных преступлениях (регулярные карманные кражи, грабежи, кражи в банях и с повозок, торговля краденым, укрывательство преступников). Можно себе представить, сколько работы появилось у немногочисленного штата служащих Сыскного приказа! Видимо, именно в связи с этим для розыска и ареста воров Ваньку Каина стали отпускать одного с солдатами. Об этом свидетельствуют «отчеты» от его имени, которые официально именовались «изветами явшегося (то есть явившегося в присутствие. — Е.А.) доносителя Ивана Каина». Первый такой «извет» датируется последним днем года:
«1741 году декабря в 31 день в Сыскном приказе явшейся доноситель Иван Каин извещал словесно: сего де числа он, Каин, ходил с салдаты из Сыскного приказу для сыску воров, и за Москвой-рекой, на Ордынской улице, поймал он, Каин, дому секретаря Василья Леонтьева человека Алексея Сухарукова, которой де в Москве по начам с товарыщи в разных домех во окны и в протес крадут платья. Да он же, Каин, на Москве-реке поймал Журавлевой фабрики ученика Петра Губанова, которой знал за ним, Каином, мошенничество: как он, Каин, в полую воду на Москве-реке на перевозе и в лотках у разных людей вынимал платки и деньги, он, Губан, видел, и за то он, Губан, брал у него, Каина, пай по пяти и по три и по две копейки. Он же, Губан, на Москве-реке ночью, как прогоняют лес, кражей отрубал бревна по пяти, и по четыре, и по три, и продавал разным людям. Он же, Губан, на Балчуге в ровушке у квасника украл кафтан серой. Да на Москве-реке он, Каин, поймал Парусной фабрики матроза Осипа Соколова, которой с товарищи близ Москворецких бань у прохожего человека снял шапку да рукавицы, которых он, Каин, объявляет при сем извете»
[161].
При этом сам Каин продолжал оставаться колодником Сыскного приказа и даже выполнял вместе с остальными арестантами всякого рода работу (в частности, таскал с Москвы-реки бревна «для топления печей»
[162]). Между тем сыск преступников продолжался и сам Каин принимал в нем активное участие. 28 января 1742 года было решено обратиться в Сенат с «требованием» выделить дополнительные военные силы:
«…A при Сыскном приказе ныне имеется на карауле солдат самое малое число, и те старые и дряхлые, а другие из рекрут и не обыкновенные люди, и теми солдатами сыскивать воров никак не возможно, и в ночных часах посылки чинить некем для того, что без караулов Сыскной приказ оставить зело опасно… Что б указом ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА повелено было для скорых посылок к сыску искоренения воров и разбойников к Сыскному приказу… определить безопасную и добрую партию ундер-офицеров и драгун тридцать человек с ружьем и с лошадьми, которым быть при оном приказе безотлучно, понеже завсегда случаются в ночных часах за ворами посылки, а бес таковой доброй надежной партии сыскивать и искоренять воров Сыскному приказу никак не возможно»
[163].
По всему видно, что для судей Сыскного приказа это было необычное дело, а штат учреждения просто не был приспособлен для осуществления столь масштабной операции по борьбе с преступным миром. Но идея очищения Москвы от «воров, разбойников и других тому подобных злодеев» оказалась в тот момент весьма востребованной: Первопрестольная вовсю готовилась к торжественной церемонии коронации Елизаветы Петровны в Московском Кремле, которая состоялась 25 апреля 1742 года. Конечно, власть имущие хотели сделать всё возможное для того, чтобы это торжество не было омрачено множеством карманных краж. Действительно, многолюдные собрания часто служили на руку карманникам, о ловкости которых в Москве ходили слухи. (Кстати говоря, в августе 1719 года в Париже во время салюта в честь праздника Святого Людовика возле входа в сад Тюильри возникла страшная давка, в которой погибли 11 человек. Виновными в происшествии оказались карманники. Как свидетельствовал в своем дневнике копиист королевской библиотеки Жан Бюва, воры искусственно создавали давку, чтобы незаметно «снимать часы и кресты с бриллиантами с женщин, оказавшихся зажатыми и сдавленными»
[164].) Отметим, что московские карманники в 30–40-х годах XVIII века умело применяли метод искусственной давки. Поэтому не исключено, что именно в связи с подготовкой предстоящих массовых торжеств Сыскной приказ, обычно малорасторопный, в этом деле проявил невиданную активность. Так неутомимая энергия Ваньки Каина, его исключительное знание преступного мира Москвы, а вместе с тем и удачно выбранный момент способствовали возникновению уникального явления — штатного «сыщика из воров» при Сыскном приказе.
В марте 1742 года Каин обратился в Сыскной приказ с доношением, в котором жаловался: «…воров и мошенников… по показанию ево сыскано многое число, о чем значит в приводах ево, а пропитания никакова он не имеет. И, ходя для сыску оных воров и мошенников, забрал в долг в разных харчевнях хлеба и харчу на шесть Рублев на семьдесят копеек, а того долгу заплатить ему нечем, понеже имеетца при оном приказе безотлучно». Вор-отступник просил, «чтоб для расплаты за забранной им харч, тако ж и впредь на пропитание, дать ему в награждение, что указом ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА повелено будет». Власти Сыскного приказа с пониманием отнеслись к просьбе доносителя. В канцелярии были наведены соответствующие справки, в результате чего выяснилось, что с 28 декабря 1741 года по март 1742-го благодаря Каину остроги Сыскного приказа пополнились на 117 человек. В числе арестованных были 69 «мошенников», 17 «воров», четыре «разбойника», 14 беглых солдат. В этой связи Каину «за показанные ево приводы воров в награждение» было выдано пять рублей
[165].
В доношении, рассмотренном 22 марта 1742 года, Каин уже предстает одним из служителей Сыскного приказа («имеетца при Сыскном приказе для сыску воров и мошенников безотлучно»), претендовавшим на жалованье. Судя по сумме денег, истраченных им в долг в различных харчевнях, он уже давно не сидел в остроге приказа. Итак, уже в марте 1742 года за бывшим карманником закрепился статус официального доносителя Сыскного приказа.
В одном из «изветов» 1746 года Каин, между прочим, заявил: «А он де по силе присяжной должности и по ревностному ево ко всяким государственным пользам старанию уведомился…»
[166] Как мы видим, должность доносителя была присяжной. Правда, каких-либо официальных документов о приведении Ваньки Каина к присяге пока не обнаружено. Кроме того, в следственных материалах имеется указание на наличие у доносителя «печатного указа 1744 года июля 15 дня о пращении вин, [который] получил он… в Сенате»
[167]. Этот указ пока обнаружить не удалось. Но если он существовал, значит, Каин получил не только легитимную присяжную должность доносителя при Сыскном приказе, но также и полную реабилитацию на самом высшем уровне.
