Муж задержанной в тот же день был допрошен и показал: «Катерина Володимерова ему, Филимонову, законная жена. А сего де генваря 14 дня оная ево жена приходила к нему, Филимонову, для подания ему кафтана серого… которая в то время была весьма пьяна… И потом караульные солдаты ему, Филимонову, сказали, что оная ево жена поймана с вином, несущим в пузыре, а к кому то вино оная ево жена несла, не ведает».
Затем супругам организовали очную ставку, на которой Катерина взяла всю вину на себя: «…была она, Катерина, весьма пьяна, и в том де пьянстве она, Катерина, купила себе на Каменном мосту в ведерной, сложась с другими покупщиками, полчетверти вина… И то вино… несла она в квартиру свою… И как будет против острогу для подания мужу своему означенного кафтана, была пьяная, а означенной пузырь с вином в то время был у нее под пазухой. И как де она вышеписанной кафтан стала тому своему мужу подавать в трубку, в то время караульной капрал… взяв ее, Катерину, со оным вином в пузыре, привел к караульному».
В Сыскном приказе этому признанию не поверили, обоснованно заподозрив женщину в том, что она передавала в острог вино для своего супруга не первый раз. Катерина была выпорота плетьми, «чтоб она впредь колодникам вина отнюдь не носила», и в начале февраля 1748 года отпущена с распиской в том, чтобы «ей, Катерине, к Сыскному приказу вина не приносить». «На расписку» ее взял сторож приказа Василий Лукьянов
[588].
Из другого дела мы знаем, что Михаилу Филимонову время от времени удавалось отпрашиваться из острога, чтобы проводить счастливые минуты в семейном кругу. Так было, например, 11 марта 1749 года, когда бывший гвардеец вместе с другими колодниками был под караулом выпущен из острога на уборку территории возле Сыскного приказа. В то время как остальные работали, он с позволения караульного сержанта под охраной одного солдата отправился к жене. На допросе Филимонов так рассказал об этом: «…по полуночи в 10-м часу… при выпуске из Большого острога колодников… для чищения за Большом острогом помету просил он, Михайла, караульного сержанта Михайла Шульгина отпустить ево для свидания з женою ево Катериною Володимеровою дочерью, которая живет близ Сыскного приказа в полатке… понеже болен малолетний сын их имеется, и оной сержант Шульгин… за ним послал особого одного солдата… И он, Филимонов, с тем солдатом пришел к означенной жене своей. А после того к нему, Филимонову, в тот дом пришли и показанной Шульгин, и староста Тимофей Афонасьев. И в том доме он, Филимонов, купя вина на кабаке за десять копеек, выпили. И, выпив, оной сержант и староста от него пошли, а ево, Михайлу с солдатом, оставили в том доме. И после того он, Михайла, со оным салдатом пришел ко означенным колодником… для чищения помету»
[589].
Тогда же солдаты повели к супруге другого колодника, выпущенного для работы. Это был приговоренный к смертной казни Михайла Бухтеев, ожидавший рассмотрения своего дела в Сенате. Его жена также жила «близ острогу». Как и в предыдущем случае, караульный сержант и тюремный староста отправились в гости к жене арестанта, где они все вместе пили вино, пока остальные колодники «чистили помет»
[590]. Складывается впечатление, что практика выпускать колодников для свидания с их женами была традиционной для Сыскного приказа. У Михаила Филимонова и Екатерины Владимировой за годы, когда муж сидел в остроге, даже появился сын.
Кроме выполнения всяких хозяйственных нужд, сидельцы имели и другую легальную возможность проводить время на свободе, вне стен Сыскного приказа.
«Для прошения милостыни на связках отпускать…»
Утром 15 июня 1738 года ворота Большого острога Сыскного приказа растворились и оттуда, гремя цепями, вышли два колодника — Иван Короткий и Степан Васильев. Они были закованы в ножные кандалы и привязаны друг к другу с помощью двушейной цепи. Охраняли их два караульных — 49-летний десятский Гаврила Сафонов и пятидесятилетний солдат Коломенского полка Иван Дружинин. Предварительно эти караульные получили из канцелярии Сыскного приказа билет с указанием места, в котором им следовало стоять с колодниками для сбора теми подаяния. Очевидно, это делалось для того, чтобы равномерно распределять просящих милостыню арестантов по многолюдным местам центра Москвы. Названной четверке было приказано находиться у Никольских ворот Китайгородской стены (в районе современной Лубянки).
О том, что происходило после того, как компания покинула территорию Сыскного приказа на Васильевском спуске, рассказал на допросе караульный солдат: «И как он, Дружинин, с тем десятским и колодниками из острогу пошли, то по просьбе тех колодников зашли на фартину, которая называется „Фантан“, и купили те колодники вина на четыре алтына, и выпив то вино, пошли к показанным воротам для прошения милостыни, где им по билету стоять показано, и стояли по полудни до первого часу. И оные колодники их, Дружинина и десятского, просили, чтоб им отдохнуть на час, и по той их просьбе они близ ворот, взошед на болверок (болверк. — Е.А.), легли отдыхать, и как он, Дружинин и десятской, уснули, и в то время оные колодники от них ушли»
[591].
Практика выводить колодников на улицы для прошения милостыни очень древняя. Она была связана с тем, что многие заключенные не имели никакого пропитания. На казенном обеспечении в Сыскном приказе находились лишь те колодники, которые состояли под следствием по важным государственным делам. Обвиняемые по «челобитчиковым» делам (инициированным заявлениями частных лиц) должны были содержаться за счет просителей. Все остальные категории арестантов, в том числе «взятые» Каином профессиональные воры, должны были кормиться исключительно за счет мирского подаяния.
Первая попытка запретить вывод колодников для сбора милостыни была сделана Петром I. 20 сентября 1722 года он указал: арестантов, содержащихся в Москве по «государевым делам», отсылать на казенные работы и платить им по четыре деньги на день. Но спустя месяц император вынужден был отказаться от запрета — 17 октября был издан новый указ: «…ежели тех колодников на казенные работы требовать не будут, и из тех колодников, которые держатся в государевых делах, а не в челобитчиковых, отпускать для прошения милостыни из каждого места по одной, а где таких колодников много, то по 2 и по 3 связки и больше, смотря по пропорции колодников. А которую милостыню они соберут, то оную делить на тех колодников, которые в государевых делах держатся, кроме челобитчиковых дел. И чтоб те колодники с работ, также и когда отпущены будут для прошения милостыни, уйти не могли, сделать длинные цепи с примера того, как на каторжных учинены»
[592]. Таким образом, фактически произошла легализация этой практики: Петр не просто разрешил выводить арестантов для прошения милостыни, но и указал, каким образом нужно было это делать. После этого, если судить по законодательству, власти на какое-то время вообще забыли о проблеме.
