— Элайша? — голос Ивика был так хрупок, будто все годы, лежащие за его спиной, иссушили тембр.
— О да, мой маг, мой повелитель! Ты снова с нами, невредимый, как только лунная дева позвала тебя песнопением домой!
Его взгляд переходил от Эйлин к Элайше, и он уже улыбался, глядя на лунную деву:
— Могуча мощь твоя, дочерь из башни Рита! Ибо и вправду далеко я странствовал, пока ты не призвала меня!
Посветлело, и они увидели, что мостовая и колонны стали розового цвета, по сравнению с которым кусты вокруг выглядели темнее, хотя были и одинаковы по цвету.
Элайша помогла магу выпрямиться, и он отстранил её, но уже как тот, что желает заботиться о себе сам. Оглядев пруд и пространство, обрамлённое колоннами, он простёр вперёд руку и напряжённо посмотрел на перстень. Но камень по-прежнему оставался безжизненным.
И его голова опустилась на грудь, и маг испустил глубокий вздох, когда он снова обратил взгляд на северный конец пруда.
— Слуги тьмы!
— Успокойся и отдохни! — рука Элайши опустилась на его плечо, стараясь вновь опустить мага на подстилку.
— Не будь глупой, Элайша, когда ты и так не глупа. Зло оставило тут грязный след, даже когда ушло. И какого же рода было оно?
С каждым словом, сказанным им, голос мага становился глубже и увереннее, и было совершенно ясно, что Ивик, которого они знали, снова вернулся к ним. Кетан вышел вперёд и рассказал все, маг же сидел, вперив в него пристальный взор, как будто удостоверяясь, что ни крупицы не было пропущено.
— Значит, огонь… — тихо повторил он, когда Кетан завершил рассказ. — Огонь может очищать, может убивать, может ответить и Свету и Тьме. Что бы чародей ни вызвал, он больше, чем мы думаем о нём. Гарт-Хауэлл вынес в мир такое знание, что это не кончится добром!
— Может, лучше сразу наступить им на хвост? — вмешался Фирдун.
Ивик поскрёб коротко подстриженную бороду.
— Так говорит сын своего отца. Трифонова порода всегда была воинственна и более склонна к завоеванию, нежели наоборот. Да, мы дадим им день, а может быть и два. Я думаю, что они все ещё далеки от того, что ищут. Это… — он посмотрел вокруг и потом продолжил: — Ах, где ты, Гвейта, я удивляюсь? Твой двор хорошо сохранился со временем, хотя ты больше и не правишь тут! Не осталось и тени от него, мы едим и пьём вволю, когда Великого уже нет с нами…
Кетан спал, хотя и не рассчитывал на долгий отдых и знал, что Эйлин была тут же, среди складок путевого плаща, которым Элайша укутала её после ужина.
К почти безвкусным сухарям они добавили ягоды тёмно-красного цвета, истекающие соком, когда Элайша и Ивик убедили людей отряда, что они не вредны, а лошади жадно хрупали поросший мхом дёрн.
С восходом солнца появились и птицы, странные по цвету, бесстрашные, как будто они доверяли путешественникам, остановившимся на ночь среди колонн.
Фирдун проснулся от прикосновения к плечу и посмотрел на Гьюрета.
— Разведчики вернулись, господин, — сообщил тот, — и те, кто оставил нас здесь, и не пытаются скрыть след, напротив, они торопятся, словно достичь для них цели гораздо важнее, чем защититься от преследователей.
— Значит, у них нет причин бояться нас, — Фирдун стряхнул с себя остатки сна.
Он заметил Ивика, стоявшего у края пруда. Вокруг мага собралась смешанная стая птиц. Там были стройные, с ногами как ходули болотные птицы, проводящие своё время в хождении по пруду, контрастирующие по размеру с маленькими дымчатыми комочками перьев, умещавшихся на ладони собственной руки Ивика.
По большей части они все были розовых оттенков, но немногие были и просто белыми. И он увидел одну потрясающего зелёно-голубого цвета. Они дерзко восседали на шляпе волшебника, словно составляли ему компанию. Под лучами солнца мостовая, огибающая пруд и колонны, у которых спал Фирдун, казалось, испускала розовый дым, словно закатное солнце меняло голубизну неба. Он любовался этим местом, когда надевал кольчугу. Хотя он и ощущал слабый отзвук Силы, он не сомневался, что ничто уже не могло вызвать её снова. Что бы ни питало её, энергия давно ушла.
Потом он вздрогнул и мгновением позже засмеялся про себя.
Он увидел парда, петляющего среди колонн. Кетан, видно, проснулся и принял облик зверя. Он стремительно скользнул прочь от отряда, но не на север, будто желая просто удостовериться в следе тех, других, имевших в виду другую цель.
Фирдун смотрел на юг. Они столкнулись с двумя странными местами Пустыни. Судя по слухам и донесениям, их было бесконечно больше. Ивик ли приказал Кетану, или пард отправился на разведку по собственной воле?
Никто не придал значения уходу оборотня, когда они собрались поесть, и Фирдуну почему-то и не хотелось спрашивать. Эйлин проснулась поздно и не присоединилась к ним, все ещё собирая силы своего дара, хотя ночь должна была помочь ей в восстановлении сил.
Он, в общем, знал о лунной силе, хотя никто из четырёх женщин Грифонии не следовал этой тропой. Это был один из древнейших даров, но он же был и редчайшим, и Фирдун слыхал, что все меньше и меньше женщин рождалось с таким даром.
Да, это было правдой. Каждая из земель Мантий управлялась людьми Старой Расы, и там имелись целительницы и знахарки, и даже Мудрые женщины, да и маги встречались там, но такие Силы были обычными, и их не искали специально, но только вот тот, кто обладал ими, со временем становился чужим для родственников и друзей, а после посвящения вообще жил только для дара.
Но в этой девушке из Рита он не ощущал отчуждения, а её связи с Зелёной Башней, судя по тому, что он слышал во время путешествия, были такими же крепкими, как связь его самого с Грифонией.
Элайша в его представлении больше соответствовала образу одной из Великих и весьма походила на Ивика, хотел этого маг или нет.
По какому-то неясному побуждению он сорвал веточку, усыпанную ягодами, с куста и отнёс её Эйлин.
Она увидела юношу и вздрогнула, а потом улыбнулась и сказала:
— Приветствую вас, господин, и благодарю за вашу заботу. Верно говорят: голодным проснёшься, коли сила ушла!
— Меня зовут Фирдун! — вдруг ему стало очень важно, чтобы все титулы и вежливые обращения были забыты, ведь, в конце концов, в этом отряде они все равны, исполняя свои обязанности.
Теперь она рассмеялась, даже хихикнула, совсем как Гиана, когда обвиняла его в напыщенности. Она ртом обобрала полную ягод ветку, как будто и в самом деле голод был вещью более важной, чем утончённые манеры. Капелька сока осталась в уголке губ, и она тут же слизнула её.
— Раз ты просто Фирдун, значит, я просто Эйлин! Разве мы не родичи по Свету?
Она махнула рукой, и он присел на пятки, как делают кайоги, когда собираются побыть немного вместе.
— Я не знаю твоей Силы, — начал он нерешительно, и сам не ведая, зачем пришёл.
