6.45. 81-й саперный батальон сообщает, что у западной оконечности Северного острова мост через Буг можно поставить на 8 паромах. Южный мост будет готов только во второй половине дня.
Брест. Подвал обкома ВКП(б). Партийное руководство городом и областью собралось вновь. Новости неутешительные — говорят, что в военкомате оружия нет, эвакуацию предприятий провести невозможно. Секретные документы уничтожены лишь частично — в основном в сейфах секретарей обкома. Остальные — за закрытыми дверями, не удалось найти ключей, а иногда — и людей, их имеющих. Кто-то убит, кое-кто — пропал бесследно. Самое скверное — не уничтожены документы сектора партучета, содержащие информацию о коммунистах городской парторганизации.
Ситуация в городе: в крепости, и (кое-где) в Бресте — стрельба, на улицах — беженцы. Идут то на восток (по Московской), то к железнодорожному вокзалу. Оттуда, говорят, успели отправить поезд…
Действительно — через полчаса, едва стихли взрывы, он, раздувая пары, ушел… A.B. Кулеша: «…Это была самая настоящая схватка с обезумевшими от ужаса людьми, готовыми на все, лишь бы уехать… Самая бешеная посадка в моей жизни. Поезд отошел через несколько минут, весь увешанный пассажирами, стремительно набирая скорость. Единственный поезд, вырвавшийся из горящего города на восток»
[688]. С трудом проведшие сквозь панику посадку милиционеры почти сразу же начали отстреливаться от наступающих на вокзал саперов 1-го железнодорожного саперного полка (5-й роты лейтенанта Линни)…
7.00. 101-я батарея привязных аэростатов сообщает: Огонь по форту VIII ложится хорошо. Ведется ли в нем сопротивление, узнать нельзя.
7.20. Звонит Ia танковой группы: Между 8.00 и 9.00 произойдет нападение пикирующих бомбардировщиков на магистраль между мостом Бульково и перекрестком к югу от Жабинки.
7.15. На Южном все сильнее разгорается бой — тыл становится понятием эфемерным. Ранен полковник Велькер, командир A.R.98, как и Гипп непредусмотрительно перенесший туда свой КП. Теперь артполком дивизии будет командовать оберст-лейтенант Виндманн.
7.30. Для Йона, похоже, проясняется ситуация с батальоном Праксы: дошли раненые или наконец-то пробились связные через Западный остров. Связи с батальоном не было почти 3 с половиной часа — тем сильнее ошарашили новости. Именно в эти минуты перед командованием полка создается картина положения — не достигнута ни одна цель, и как их достигнуть — неясно: убиты командиры обоих батальонов, один из которых просто растворился в Цитадели, второй уже три с половиной часа бьется за пару сотен метров на Северном. Ввод резерва дивизии почти ничего не дал. Тяжелую артиллерию не применить (иначе сильно облегчат русским уничтожение немцев в Цитадели), противотанковая застряла на переправах, полковая (что удалось перетащить) — пока бессильна. Что делать?
Тем не менее хоть какая то ясность — стали известны части русских в Цитадели. Йон доносит на КП дивизии, что там находится пехота 14-го пехотного полка
[689]. Информация не самая полная, и тем более — не самая верная, но какая есть…
7.30. В этот раз совещание в подвале обкома ВКП (б) было недолгим — как только стало известно, что немцы входят в город, все собравшиеся вышли на улицу, решив уходить к Жабинке. Так, среди групп уходящих из города евреев, «восточников», красноармейцев, зачастую безоружных и полуодетых, ревущих моторами автоколонн Красной Армии Брест покидало его руководство. Обгоняемые одинокими, беспрерывно сигналящими грузовиками, вывозящими семьи сотрудников брестских предприятий, подсаживая в их забитые и без того кузова своих родных, коммунисты вышли из города, на улицах которого лишь через несколько часов девушки будут кидать цветы немецким мотоциклистам. А еще через несколько дней — первые выстрелы в немецких солдат покажут, что отныне на востоке нет спокойных мест.
…А на Северном сейчас, вероятно, затишье, и поэтому группы бойцов Красной Армии, блокированные в домах начсостава и на других участках его западной части, пытаются пробиться к своим. Одна из них — группа Шабловского, с ней, в доме № 5 находится и военврач 3-го ранга М. Н. Гаврилкин: «Капитан Шабловский хотел вывести оставшуюся группу военнослужащих из крепости, считал, что оборона бессмысленна. Попытались перебежать к Северным воротам, добежали до парка и были от Северных ворот обстреляны из пулемета. Повернули назад и вернулись в дом. Было их 20–25 человек. Поднялись на чердак»
[690].
К домам начсостава тоже пытаются пробиться — с советской стороны, и те, кто не участвует в боевых действиях: их жильцы, в поисках продуктов, для начавших испытывать голод детей. Дарья Прохоренко: «Уходя [муж] сказал мне: когда бой затихнет, сходи домой и возьми детям поесть и одеться. Часов в 7–8 утра приблизительно совсем стало тихо, и я оставила детей с бойцами, попросила солдат, чтобы посмотрели за детьми, чтоб лошади не убили, так как в этих подвалах было много коней, а сама ушла. Прошла полпути к своему дому, как услышала „Хальт!“. Так как я этого слова не знала, я думала, что ослышалась, и продолжала свой путь. Но крик повторился громче, я оглянулась и даже обрадовалась. На подвале, откуда я вышла, было очень много солдат в железных касках. Я засмеялась, хотела крикнуть им что-то приветственное, думала наши бойцы, и тут же со страхом ненависти голос оборвался. Эти солдаты мне машут руками „ко мне!“. Я поняла, что меня зовут к себе. Я подходила к ним и соображала, что же будет с моими детьми, ведь меня возьмут. Подходя к немцам, я старалась подходить ближе к той стене, откуда вышла, и как поравнялась со стеной подвала, так свернула фиги с обеих рук и сама за стенку, а немец спрыгнул с этой стены, да меня чем-то по голове так ударил, что я ничего не видела, в глазах потемнело, стояла как в большом дыму, не помня себя. Видела, как этот немец упал возле меня убитым. Видимо, наши за мной наблюдали и убили этого немца. Я не помню, сама я пришла к детям или с чьей помощью, только помню, что вечером 22 июня я была с детьми в том же подвале, куда привел нас мой муж, те же солдаты и кони, уже был мой муж возле нас»
[691].
