Все обитатели европейских степей VIII–VII вв. до н. э. были кочевниками, не остававшимися подолгу на одном месте. По этой причине нет никаких следов их поселений. Поэтому же они чаще всего не строили собственных курганов и не создавали кладбищ-могильников, а хоронили умерших в старых курганах предков-«срубников». Возведённые самими людьми «киммерийской эпохи» курганы встречаются редко.
Среди разных сторон жизни кочевников «киммерийской» поры лучше всего по понятным причинам известен нам погребальный обряд. Как уже говорилось, со скифами связывают распространение вытянутых погребений, когда покойника укладывали на спине либо с небольшим наклоном набок. Голова его была обращена при этом на запад, в край заката и смерти — лицом покойный оказывался к восходящему солнцу. Но наряду с этим и в Волго-Донском междуречье немало скорченных захоронений, в которых умерший повёрнут головой на восток. За этим различием, конечно, стоит какой-то глубокий переворот в мировоззрении древних кочевников, остающийся не вполне понятным для нас. В головах мёртвого ставили кубки с подношениями. На могиле справляли поминальное пиршество — ели козлятину или баранину, а кости животных клали рядом с сосудами. Воинов сопровождали в могилу ещё оружие и конская сбруя. Умерших клали, как правило, в деревянные срубы, а над могилой часто делали вымостку из камня. Реже по обе стороны Дона и в Прикубанье встречаются так называемые подбойные захоронения — в погребальной камере, вырытой в стене длинного входного «колодца». Этот последний обряд восходит ко временам катакомбной культуры. Он мог использоваться потомками покорённых пришельцами с востока «катакомбников». Но есть и такие воинские погребения.
Памятниками искусства «предскифской» поры были каменные стелы, известные в том числе и к востоку от Дона — на Северном Кавказе и в Приуралье. Им ещё далеко по художественной выразительности до «каменных баб» скифской эпохи. Это либо простые столбики с заменяющим «лицо» геометрическим орнаментом, либо более детальные изваяния, тоже без лиц, но с чётким изображением пояса, за который заткнуто оружие. Назначение «баб» в эту эпоху не совсем ясно. Они напоминают т. н. «оленные камни» более восточных народов. И те, и другие возводились, как обычно полагают, в память об умерших воинах — точнее, вместо ушедших, на замену им. При этом воин, покинувший мир людей, сознательно изображался без личных черт — но с экипировкой, подчёркивающей происхождение и назначение. В орнаменте — ожерельях, кругах, клиньях, заменяющих лицо, — видят отражение реальных татуировок, покрывавших лицо членов воинской касты.
К этому же времени относят зарождение знаменитого искусства «звериного стиля», прославившего скифскую культуру. Первоначально изображения животных, восходящие к древней военно-охотничьей магии, выполнялись на коже и дереве. Они призваны были принести удачу носителю убранства — воину-всаднику. Но на Северном Кавказе, племена которого уже могли сообщаться с переднеазиатской культурой, мы имеем первые образчики стиля на литых изделиях. В частности, к ним относится бронзовый псалий из скифского кургана у хутора Алексееевский между верховьями Кумы и Кубани. На нём изображено конское копыто — как бы добавляя скорости носившему псалий коню — мотив, позже широко известный в Скифии. Уже в VII–VI вв. до н. э. «звериный стиль» широко распространился по лесам и лесостепям Евразии, до Алтая и Тувы на востоке.
Бронзовая бляха, изображающая кабанью голову
Воин «предскифской» поры был вооружён в первую очередь небольшим составным луком со стрелами, а также кинжалом. Для заточки последнего он носил с собой осёлок. Последние изготавливались тщательно, из хорошего камня, служа не только точильным бруском, но и украшением. Именно эти предметы чаще находят в воинских захоронениях и изображают на стелах за поясом воителя. «Новочеркасские» мастера (видимо, скифы), в отличие от «камышевахских», делали наконечники стрел уже и из железа, а не только из бронзы и кости. Кинжалы (гораздо реже встречаются короткие мечи) делали из бронзы или железа, либо составными — железными на бронзовой рукояти. Очень редко пользовались кочевники копьями, а также каменными топорами и молотками, которые тоже обнаруживаются в погребениях воинов. В кладах и курганах находят также предметы конской сбруи — бронзовые псалии, удила, украшения уздечек. Именно в конской упряжи наиболее заметны различия между камышевахскими и новочеркасскими древностями. Находят в могилах и орудия труда — бронзовые и железные ножи, пряслица.
Несомненно, среди кочевников в ту пору ещё имелись мастера, способные обеспечить соплеменников самым необходимым — как изделиями из металла, так и лепной глиняной либо деревянной посудой. Но лощёную посуду, отправлявшуюся с умершими на тот свет, для степняков делали их осёдлые соседи. Это были либо фракийцы на западе, либо кавказские племена на юго-востоке. Последние же поставляли многие предметы вооружения и конскую упряжь. Другие металлические изделия делали в северной лесостепи. Изредка в руки кочевой знати попадали — или делались для неё осёдлыми соседями на заказ — украшения из бронзы и золота. Кочевники постепенно отказываются от ремесла, привыкая к поставкам сопредельных земледельцев, — ремесло превращается для людей Степи в презренное занятие.
Скифский нож
Общество древнейших скифов и киммерийцев чётко распадается на две части. С одной стороны, мы видим воинов, погребавшихся с оружием и конским убранством, а то и с украшениями. С другой стороны, — простых общинников, которых сопровождали в мир иной только сосуды с подношениями сородичей. Заметим, что особой разницы в достатке тех и других не наблюдается. Погребения воинов кажутся нам пышнее из-за металлических драгоценностей. Но зато в них, как правило, всего по одному кубку с заупокойными дарами — а у «простых» людей по два-три. При этом и там, и там мы видим парадную, тщательно отделанную привозную посуду. Расслоение в среде кочевников, таким образом, ещё не зашло далеко, и в имущественном смысле представители разных «каст» оставались равны. Племенной закон давал достаточно возможностей для перераспределения средств, полученных от войны и обмена. Так предстаёт жизнь скифов «киммерийской» эпохи по данным раскопок.
Вдобавок к археологическим можно привести только свидетельство первой упоминающей скифов греческой поэмы VIII–VII вв. до н. э. «Эои». Здесь они названы «доителями кобылиц» — то есть впервые упоминается о потреблении скифами излюбленного ими, по многим свидетельствам, кумыса.
Однако эта черта культуры была типична для разных кочевых обитателей европейской степи. Сам эпитет «доители кобылиц» заимствован в «Эоях» из гомеровской «Илиады» (VIII в. до н. э.). В ней же так говорится вовсе не о скифах, а о племени абиев (позднее совершенно неизвестном), живших где-то за Фракией и Мисией, то есть в степи за Дунаем. Абии, как говорит Гомер, доят кобылиц и вкушают их молоко. Отсюда, кстати, видно, что киммерийцы не были единственным народом Северного Причерноморья в «киммерийскую эпоху». Их самих Гомер в «Одиссее» помещает где-то у самых «пределов глубокого Океана», во «мгле и тумане» на пороге преисподней. Но для скифов позднее все родственные между собой обитатели Северного Причерноморья были «киммерийцами». Именно с ними первыми столкнулись скифы в конце VIII столетия до н. э., когда с вторжения дальше на запад началась их европейская история.
