Номер от 22 июня посвящен трагедии 1941 года и называется «Самые бездарные маршалы Сталина». Дело в том, что во главе фронтов у немцев стояли танкисты, которые в Первую мировую были кавалеристами, но переучились на танки. А у нас во главе направлений – Северо-Западного, Юго-Западного и Западного – стояли товарищ Ворошилов, товарищ Буденный и товарищ Тимошенко – конники, которые не переучились и не понимали современной войны машин. А полководцы, которые знали особенности ведения танковой войны, были расстреляны. Это одна из причин катастрофы 1941 года, когда за четыре месяца 3,3 миллиона человек попали в плен (это официальные данные, на самом деле было, конечно, больше). Номер вышел, и мне говорят: «Ты зачем это написал?» Я отвечаю: «Подождите, но это же правда. 41-й год, страшная катастрофа. Мы должны понять причины катастрофы?» – «Нет, а все же что ты хотел этим сказать?» Причем это говорят большие люди, они читают, спорят. А действительно, зачем знать правду? Ведь очень часто это больно. Или стыдно. Или страшно.
Вот в номере у нас – история про пленных. Мы собрали на одном развороте все котлы 1941 года и количество пленных в них. Эти цифры были опубликованы еще в 60-е годы, но когда ты собираешь их вместе, просто волосы шевелятся. 600 тысяч пленных в Брянском и Вяземском «котле», 665 тысяч в Киеве, 300 тысяч в Белостоке, 100 тысяч в Умани, 95 тысяч в Севастополе, 270 тысяч в Харькове… 40 тысяч пленных в Любани, а что такое эта Любань? 3 миллиона 350 тысяч пленных за четыре месяца! Немцы не могли содержать их, они готовили места для одного миллиона человек на всю войну. Военнопленные гибли, потому что их нечем было кормить. Мы решили писать об этом, потому что одно дело, когда люди воевали, сражались, но когда им просто не давали возможности отступать. «Ни шагу назад!» – это знаменитый приказ № 227, изданный в 1942 году. Но на самом деле история боев 1941 года – это тоже страшная история про «ни шагу назад».
Я долго думал, что же случилось в войну, в чем причина наших поражений, и только номер моего журнала объяснил мне, что репрессии 1937–1938 годов привели не только к истреблению генералитета и офицерского состава, но и к тому, что пришедшие им на смену поняли, что инициатива наказуема. Они боялись отступать, боялись давать команды без разрешения Ставки. Военная наука диктовала им отходить, чтобы не попасть в окружение, а страх перед репрессиями – стоять на месте. 19 июня 1941 года командующий Западным округом Дмитрий Павлов пишет начальнику Генерального штаба Жукову, что скоро начнется война и что он вывел людей на позиции в поле. Сохранилась директива Жукова: «Вернуть в казармы». За три дня до войны! 22 июня эти казармы накрыло обстрелом. Вот как отразился на командном составе 37-й год. Они все знали про этот страх репрессий, страх расстрела.
Сейчас мы пытаемся проверить, сколько из полководцев, которые объявляли себя георгиевскими кавалерами, на самом деле ими не были. Мы не можем найти их Георгиевские кресты, архивы не сохранили документы ни про представление к награде, ни про награждение. Есть такой Сергей Патрикеев. Он жизнь убил на то, чтобы издать списки георгиевских кавалеров Первой мировой войны. Выпустил 14 томов на средства друзей. Я за светским разговором говорю ему: «А вот у Жукова ордена…» Он говорит: «Ноль. В 10-м драгунском полку, где он служил, мы ничего не нашли». Говорят: Буденный – полный георгиевский кавалер. Мы нашли только два креста. Но то, что он полный кавалер – уже часть национального мифа. Вот, например, тут недавно с двумя генералами общался. Они говорят: «Слушай, у тебя Буденный на обложке «Дилетанта» неправильно нарисован – он же полный георгиевский кавалер…» Я отвечаю: «Ребята, вы откуда это взяли? Найдено два креста номерных, которые были у Буденного». А вот, скажем, генерал армии Иван Тюленев, о котором мало кто знает – вот он полный георгиевский кавалер: четыре креста, четыре медали. И так далее. Понимаете, да? На самом деле это не мешает тому, что Буденный был героем Первой мировой. Но если он говорил, что был полным кавалером, то это же самозванство или украшательство, в стиле того же Мединского. Этого же не было на самом деле.
Или, например, я никогда раньше не думал, как была построена Берлинская стена. А ведь она разделила семьи. Я нашел запись телефонных переговоров, на которых Хрущев и Ульбрихт, руководитель ГДР, инициатор строительства Стены, обсуждают, как будут ее сооружать. И Ульбрихт говорит: «У меня несколько тысяч детей ходят из Восточного Берлина в Западный в школу». «Ничего, – говорит Хрущев, – останутся в Восточном». «Да, мы их больше туда не пустим», – кивает Ульбрихт.
Сделали номер о Черчилле – мы ведь ничего про него не знаем. Я сейчас читаю и перечитываю его мемуары 1940 года, когда Советский Союз и Германия были вместе. В 1942 году Сталин напишет ему злобное письмо, что вот Британия не открывает второй фронт, а мы воюем с Гитлером, изнемогаем. Черчилль ответит: «Два года назад мы воевали, изнемогали и думали, когда же вы вступите в войну против нас на стороне Гитлера».
Часть 2. Настоящее
Путин
Когда осенью 1998 года стало понятно, что рейтинг Ельцина совсем плох (3 %), его окружение заказало серьезное исследование – как именно должен выглядеть преемник. С помощью соцопроса «нарисовали» кандидата, который мог бы победить на выборах «Антиельцина» (Примаков, Зюганов и т. д.). Он должен был быть русским, военным, относительно молодым, непьющим, спортивным… Первым под лекало подошел Николай Бордюжа. Зимой 1999 года его назначили главой Совета безопасности и президентской администрации, но не сдюжил. Вторым стал Степашин – не справился с чеченской историей. Третьим – Николай Аксененко, железнодорожный генерал. Путин был только четвертым.
Можно сказать, что на вершину власти его привела революция 90-х, и он занялся реставрацией. Винить тут некого – такой на нашу долю выпал период истории. Вся история революций проходит несколько стадий: есть угнетенные люди, у которых возникают надежды, из них рождается новая элита, в итоге дело доходит до диктатора, начинаются откат и реставрация от болезненного процесса перемен и потрясений, потом реакция, а потом общество начинает выруливать… В «лихие 90-е», наевшись свободы, люди хотели покоя – поднимать детей, чтобы в семье был достаток, пусть небольшой, некая стабильность. Они и сейчас хотят именно этого. И согласны для этого поступиться некими свободами – нельзя их в этом винить. Каждый выбирает свой путь: кто-то остается и борется, кто-то остается и не борется, кто-то уезжает из страны…
В закрытых системах вроде поздней советской для представителей бедных семей было три социальных лифта: армия, комсомол и госбезопасность. Путин, который, даже по советским меркам, происходил из бедной семьи, воспользовался карьерным лифтом КГБ. Он человек самообразовывающийся – когда стал президентом, то, на мой взгляд, готов к этому абсолютно не был, и, я думаю, Владимир Владимирович не лукавит, когда говорит, что не хотел им быть. Но сейчас Путин – один из самых сильных политических игроков в мире, и это вовсе не комплимент, а реальный факт. На внешнем контуре обыграть его могут разве что китайцы, может быть, иранцы – и всё.
История с Крымом показала, что Путин смог верно просчитать риски и на этой стадии конфликта с Украиной – выиграть. Как он выиграл в ходе конфликта с Грузией в 2008 году: Российская армия вошла на территорию чужого европейского государства и, скажем мягко, обеспечила отход двух территорий. Кто-то после этого разорвал отношения с Россией, наложил эмбарго? Все же просчитано, или, как говорит Путин, это «считаные позиции». С Крымом, по сути, произошла та же история, а ведь от России пострадал уже второй член Совета Европы и ООН.
