К Путину я отношусь как к объекту изучения. Так же как я отношусь ко многим другим. Путин, несмотря ни на что, – мой президент, хотя я сам за него не голосовал. Это президент моей страны, и я всегда стараюсь вслушиваться в то, что он говорит. По образованию я историк, и я хочу понять его мотивы: я вижу, что он делает, но хочу осознать, почему. Его политика влияет на меня, в отличие, скажем, от президента Франции или США. Я не разделяю его политику. И говорил ему об этом неоднократно. А как человек он мне чрезвычайно любопытен. Я за ним наблюдаю – это часть моей работы. Вижу, как он изменился за эти восемнадцать лет у власти. Как мне кажется, он стал более нетерпимым, более закрытым, абсолютно одиноким. Но с ним все равно интересно разговаривать. У Путина отличная память, он помнит массу вещей, которые ты знал, но забыл.
Поэтому мое отношение к Путину абсолютно исследовательское. Я надеюсь, что, когда он выйдет на пенсию, он даст мне большое интервью. Мне бы этого хотелось, во всяком случае. Не сейчас, когда он конъюнктурно будет маневрировать, а когда он отстранится от конкретной президентской работы. Сейчас он думает о роли России в мире и о своей роли в мировой истории. Лет через двадцать историки напишут о Путине, что он вернул России Крым. Я думаю, что в учебниках истории будут это писать. И он это знает.
Впрочем, один раз он мне интервью уже давал – в 1997 году, еще в качестве начальника Главного контрольного управления президента Ельцина. И с тех пор – а я уже раз пятнадцать после этого звал его в эфир и когда он был президентом, потом премьер-министром и снова стал президентом – всегда получаю один и тот же ответ: «Я тебе уже интервью давал». И что на это возразишь? «Ну столько времени уже прошло», – говорю, а он в ответ: «Ничего». Два десятка лет, а Путин все прекрасно помнит в деталях.
А дело было так. Был период, когда интересных новостей не было, а эфир пустым быть не может. Мы лихорадочно ищем гостей, которые могли бы прийти к нам в студию. Тут к нам приходит сообщение, что президент России Борис Ельцин поручил начальнику контрольного управления своей администрации Владимиру Путину расследовать историю, как танки, которые были отправлены в Мурманск на утилизацию, оказались в Нагорном Карабахе. Я говорю: «Ну хоть какая-то новость – конфликт, Карабах, танки, коррупция. А контрольное кто возглавляет?» – «Путин Владимир Владимирович». «Это кто?» – «А это бывший собчаковский вице-губернатор». – «Давайте вот этого человека позовем в эфир. Как там его фамилия? Путин?» Я набираю телефон, снимают трубку в приемной. Я говорю: ««Эхо Москвы», Венедиктов. А нельзя ли поговорить с начальником контрольного управления». Соединяют. Рассказываю историю и прошу: «Не могли бы вы прокомментировать?» Он: «Где и когда?» Говорю: «Через час-два у нас, вот как вы доедете». – «Хорошо, приеду. Но вы же понимаете, Алексей Алексеевич, что я не все смогу вам рассказать?»
Путин приехал. И была совсем смешная история. У нас же на радио фотографируют всех гостей. Я сел с ним в эфир, а наш фотограф, Сережа, говорит: «Это кто – Путин? Не знаю такого. Да ну его, так на всех пленки не хватит!» И не сфотографировал! Слава богу, коллеги с НТВ снимали тот эфир, мы у них потом взяли кадр, и он висит у нас в офисе. С тех пор у наших фотографов строгое указание: снимайте всех, вдруг кто-то из них завтра станет президентом Российской Федерации.
* * *
Несомненно, Путин является возвращением к очень глубоко укорененной в сознании россиян эпохе нашей истории – эпохе застоя, эпохе Брежнева, которую многие считают чуть ли не «золотым веком». Самым спокойным и самым плодотворным, когда власть и сама живет, и дает жить другим, когда идет холодная война, не становясь при этом горячей, когда нет абсолютной бедности и чересчур кичливого богатства, когда коррупция повсеместна, и никому не обидно. Эпоха застоя сильно разлагает, но она комфортна. Правда, до поры до времени. Настроения россиян уже начали меняться, это факт, но пока Путин остается представителем большинства и отражает не столько его чаяния, сколько его страхи. Он классический представитель партии страха. Как и Трамп в США со своими духовными скрепами, по-своему ничуть не менее одиозными. Американский президент отражает глубинные страхи средней Америки: а вдруг наши рабочие места займут мигранты? А вдруг мы попусту тратим средства, устанавливая в мире демократию? А вдруг опять грянет экономический кризис, и всё из-за этих проклятых интеллектуалов и айтишников? Ле Пен – тоже партия страха, и ее 30 % на президентских выборах для Франции – это много. Посмотрите, сколько набрала на последних выборах в бундестаг консервативная и евроскептическая партия «Альтернатива для Германии» – около 13 % и стала третьей партией в немецком парламенте. В разных странах «партия страха» добивается разных результатов, но она есть везде.
При этом Путин прекрасно понимает, что ригидная, жесткая система не способна ни к развитию, ни к сопротивлению. В начале Великой Отечественной войны генералы часто попадали в «котлы», бездарно теряя солдат и технику, именно из-за того, что боялись отступать без приказа свыше. Когда они научились действовать по ситуации без постоянной оглядки, войну начали выигрывать. И сегодня система тоже ригидна, и Путин, постепенно передавая часть полномочий регионам, будет делать ее более гибкой. Это уже началось, кстати. Иное дело, что скреплять страну он намерен не столько административными, сколько культурными связями. Даже я не сразу понял, что ЕГЭ по русскому языку – тоже способ закрепить в едином пространстве все регионы, и Кавказ, и Казань, и Туву. Но установки на абсолютную административную жесткость у Путина как раз нет. В конце концов, участие Навального в выборах мэра Москвы в 13-м году было именно его решением. Никто другой у нас таких решений не принимает.
Вообще, все решения по главным вопросам сегодня принимает Путин. Не было ни одного человека в Совете безопасности, который не говорил до присоединения Крыма о том, что это принесет нам проблемы. Да, конечно, справедливость, все остальное, но… Военные предупреждали, политики предупреждали, дипломаты предупреждали, разведчики предупреждали. В итоге решение по Крыму принял один человек.
И по кадрам Путин всегда сам принимает решения. Поэтому раздувание роли того же Суркова делается исключительно для придания значимости его фигуре. На самом деле Владислав Юрьевич действительно что-то советовал президенту, но к нему где-то прислушивались, а где-то нет. Вот захочет завтра президент отправить Медведева в отставку – никто и не пикнет, и назначит кого захочет премьер-министром. (Единственным фактором, который серьезно может повлиять на его выбор в данном случае, на мой взгляд, является только то, что в какой-то экстремальной ситуации премьер-министр становится исполняющим обязанности президента. И вряд ли Путин доверит собственную безопасность человеку, не вышедшему из его окружения.) Так что нет никакого Суркова, Володина, Кириенко и т. д., есть только Путин, а они все – просто перчатки на руке, солдаты партии.
Очень точное описание президента Путина дал Александр Невзоров: «Я думаю, что он просто может себе позволить вздремнуть, урча, впуская и выпуская огромные когти и приоткрывая один глаз на своей полосатой морде. Он может позволить себе посмотреть, как танцуют перед ним разные политические мыши. У него для этого хватает и запаса электорального, и веса, и всего остального. Так или иначе, он дает возможность этим мышам устраивать бешеные и прелестные пляски».
