Ей следовало бы лучше знать, что нельзя доверять животному. Зачем одному из них помогать ей каким бы то ни было образом?
Злясь на них обоих, и на себя за то, что была так глупа, чтобы довериться им, Пандора отрегулировала воду и начала ожесточенно тереть себя мочалкой.
Вдруг занавес в ванной отлетел. Пандора ахнула, когда она, повернувшись, обнаружила Данте, стоящего там, голубые глаза которого пристально смотрели на нее.
— Ты так и не ответила на мой вопрос.
Она зашипела на него.
— Извини, я принимаю ванну.
— Да, я знаю, и позволю тебе продолжить, как только ты расскажешь мне, почему тебя беспокоят пантеры.
Это было не его дело!
Слезы навернулись ей на глаза, и ее тяжкие испытания за последние две недели вывели ее из равновесия. Ее неустойчивые гормоны ничем не помогали делу, как и тот факт, что все, чего она действительно хотела, это вернуться домой.
Прежде чем она смогла остановить себя, правда излилась в мучительных рыданиях.
— Потому что каждый раз, когда я вижу одного из твоего народа, вы похищаете у меня кого-то, кого я люблю и я ненавижу всех вас за это. Теперь твои сородичи лишили меня моего дома и моей семьи, так что я могу быть либо проституткой для всей стаи, либо рабыней одного из вас.
Данте ощутил странное чувство в груди, когда она начала плакать. Ни разу за более чем три сотни лет он не чувствовал себя таким беспомощным.
Такого желания помочь кому-то.
— И что хуже всего, — сказала она, ее голос надломился, — я знаю, что в действительности я не могу вернуться домой, потому что они просто отправят меня обратно сюда, в стаю Катагарцев, укравших меня. Пантеры забрали у меня все. Даже мою невинность.
Данте выключил воду силой своей мысли, и снял с вешалки полотенце, перед тем как укутать ее.
— Не знаю, о чем я думала, когда убегала, — всхлипнула она. — Ашерон не поможет мне. Почему он должен? И даже если он захочет, что он сможет реально сделать? Темные Охотники не могут вмешиваться в наши дела. Я просто хотела иметь какую-то надежду. Нечто иное, чем то, что предназначалось мне. Я не хочу быть шлюхой пантер. Я просто хочу жить своей собственной жизнью, где никто не ранит или не будет использовать меня. Что в этом неправильного?
— Ничего, Пандора, — сказал Данте, притянув ее влажное тело к себе и крепко держа ее. — В этом нет ничего неправильного.
Он поцеловал ее в макушку и вытащил другое полотенце, чтобы высушить ей волосы.
Пандора ненавидела себя за срыв, подобный этому. Обычно она была спокойна и собранна. Но в данный момент она больше не была способна справляться с этим.
Все чего она хотела — это вернуть свою жизнь назад. Один день, в котором она снова управляла бы своим телом и своей судьбой.
Один день ясности.
То, что сделал ее народ было несправедливо, и она знала это. Она ненавидела всех их, и Аркадиан, и Катагарцев, за то, что они навязали ей.
Ни у одной женщины не должно быть отнято право на выбор.
Она попыталась перестать плакать, пока Данте осторожно покачивал ее в своих объятиях. Он был намного добрее, чем она заслуживала. Даже ее собственный отец не отнесся бы с таким пониманием к этому срыву. Он никогда не относился к тем мужчинам, которые терпят эмоциональные взрывы, и он обучал всех своих дочерей страдать молча.
Данте ничего не говорил. Он только тихо держал ее, пока она плакала.
— Я не знаю, что делать, — сказала она, изумившись словам, вырвавшимся из ее уст. Это было не похоже на нее, довериться кому-то и признать, что она бессильна…
Она не могла поверить в то, что она сделала.
Может быть потому, что она не знала, куда еще обратиться.
Или, может быть, просто после всего того времени, что они провели вместе, в течение которого он не сделал ей больно, она была почти готова сказать ему правду в соответствии со своим положением и чувствами.
— Мы что-нибудь придумаем для тебя, — сказал Данте, касаясь ее спины. — Не беспокойся.
— Почему ты помогаешь мне? Твой брат сказал, что ты эгоистичный ублюдок.
Он полу-улыбнулся на это.
— Я эгоистичный. Я холодный и злобный. У меня нет друзей и я провожу все свое время, выискивая Аркадианцев, раздражающих меня, чтобы затеять драку и вздуть их. Черт, я даже убил собственного брата, когда он продал мою стаю Даймонам. Я действительно каждая плохая вещь, о которой ты думаешь, когда слышишь термин «Катагария».
И он не причинил ей боли.
Он осторожно положил свою руку на ее холодную щеку, вытирая ее слезы.
— И еще я не хочу видеть, как ты плачешь.
Она задрожала от его гипнотических слов.
— Одевайся, Пандора, и мы пойдем поищем что-нибудь поесть и поговорим о том, чем можно тебе помочь.
— Правда?
— Правда.
Она притянула его к себе так, что смогла подарить ему обжигающий поцелуй.
— Извини, что назвала тебя зверем, Данте.
— Все нормально. Я такой и есть.
Но он им не был. В этот момент он был ее героем. Ее победителем. Она никогда не оскорбляла никого подобным образом.
Как только она натянула джинсы и красную рубашку, он повел ее из комнаты вниз, в холл, который был забит людьми еще больше, чем ранее.
— Это какая-то вечеринка, да? — спросила она, увидев группу из четырех женщин, одетых только в предупреждающие ленты, обмотанные вокруг их тел, и окруженных группой Штурмовиков, пересекающих холл.
— Это, безусловно, нечто, — сказал он, держа ее за руку, пока они шли мимо женщины, которая вела мужчину на поводке.
— Ты часто приезжаешь сюда?
Он покачал головой.
— Впервые.
Прежде чем она смогла ответить, Пандора почувствовала ужасную боль, опалившую ее ладонь. Зашипев, она отдернула свою руку, и в то же самое время Данте начал трясти своей рукой, будто обжегшись.
Пандора нахмурилась, так как ее охватило дурное предчувствие.
Она посмотрела на свою руку и увидела, как симпатичный геометрический узор лег на ее ладонь, подтвердив ее наихудшие опасения.
Она была связана.
И это мог быть только один мужчина…
ГЛАВА 3
Данте в ужасе смотрел на парную метку. Нет. Это не может быть правдой, он был чертовски уверен, что ничего подобного не может случиться. Только не с ним.
Он взял руку Пандоры и поднял ее напротив своей так, чтобы можно было сравнить их ладони.
Этого нельзя было отрицать. Метки были идентичными.
