– Черт! Уже опоздал…
Она немедленно откликнулась, обратив к нему свое сияние:
– Куда?
– Брат в больнице, – ответил он как бы нехотя. – Позвоночник сломал.
– Мишка? – ужаснулась Нина. – Да он же…
– Да-да-да! Спокойный, разумный мальчик. Он просто голову дома забыл в тот день. А ты разве не слышала? Это перед самым Новым годом было. Здесь, в школе.
И, еще не договорив, вспомнил, что Нины не было в тот день, она свалилась то ли с ангиной, то ли с гриппом.
– Тебе не рассказывали? Тогда вся школа сбежалась, врачи со «Скорой» еле к нему протолкнулись.
– Ко мне никто и не приходил, – спокойно пояснила Нина и улыбнулась, чтоб он не подумал, будто ей обидно. – Я ведь живу почти у моста, кто туда пойдет в такой морозище? У нас там и связь телефонная почти не ловит…
Решив, что она уклоняется от темы «Слезинка ребенка», Стас опять посмотрел на часы, наспех усомнившись, что играет достоверно.
– Ладно, с утра схожу…
Но Нина попалась на крючок быстрее, чем можно было ожидать. Вернее, он ожидал именно этого, но сейчас как-то обмяк от разочарования.
– Можно со мной, – безразлично отозвался он, опасаясь спугнуть ее неоправданной расположенностью, которой никогда не проявлял.
И это опять сработало.
Он выскочил из дома в восемь утра, чтобы все успеть до положенных десяти, когда разрешали посещения больных. Отцу Стас не очень убедительно («Библиотеки-то еще закрыты!») соврал про доклад, на который нужно уйму времени, и тот поверил. Как верил всегда и всем.
Сменив два автобуса, Стас добрался до той гостиницы, где уже побывал, только на этот раз поднялся на пятый этаж. «Номер люкс! Пожалуйте!» – его разбирал смех и душила злоба. Одновременно справляться и с тем, и с другим было не так-то просто. Но к тому моменту, как открылась дверь номера, он успел натянуть на лицо индейскую маску. И вспомнил, что Мишка уже не играет в индейцев…
Матвей с ходу бросил, даже не попытавшись прикинуться неудивленным:
– Привет! Проходи.
– Не разбудил? – вежливо поинтересовался Стас. А внутри уже вскипело ликование: «Не разбудил! Они одеты, значит, все убрано… Значит…»
Проглотив ставшее привычным «она», Стас поинтересовался:
– А мама? Еще здесь?
– Маша! – крикнул Матвей вместо ответа. – Иди сюда. Утренний птиц прилетел.
«Хоть не сказал «незваный гость», – отметил Стас и попытался улыбнуться матери.
Она выскочила из смежной комнаты, на ходу поправляя тонкий свитер, просияла и сама испугалась этого, вспомнив, что вчера в больнице эта радость дорого ей обошлась. Стасу стало весело: «Она боится меня!» Но по дороге сюда он вспомнил, каким строптивым в прежние времена был ее характер, и заговорил достаточно мягко, чтобы ей не захотелось протестовать.
– Я хотел тебя попросить… Ты можешь сегодня прийти к Мишке после одиннадцати?
– Конечно, – не задумавшись согласилась Маша, потом опомнилась: – А почему?
Стас вдруг и вправду покраснел и обрадовался, почувствовав это, потому что сыграть так он бы не смог:
– Я… Я приду к нему с одной девчонкой. Если ты будешь там… В общем, она ничего не знает. Что ты уехала, и вообще. Мы же не сможем вести себя так, будто ничего не случилось!
Поочередно поглядев на обоих, Матвей сокрушенно подтвердил:
– Не сможете.
– Ну вот. Лучше нам не встречаться там… До одиннадцати я ее уведу. Тебе хватит времени до часа.
По глазам матери он понял, что времени ей не хватит, сколько бы его ни было, но она улыбнулась:
– Я ее знаю?
– Какая разница? – холодно проронил Стас. В этой сцене тоже важно было не переиграть, эти двое – не дураки.
На миг опустив голову, Маша согласилась:
– Ладно, я приду в одиннадцать. Если увижу вас на лестнице… или на улице… Я сверну куда-нибудь, ты не беспокойся.
Уже усевшийся в большое синее кресло Матвей радостно воскликнул:
– Авантюрное кино! Я просто вне себя от восторга!
Обернувшись, Стас посмотрел в точку, где сходились его широко расставленные ноги, и мысленно ответил: «Что вы! Кино еще только начинается».
Ему опять вспомнился Мишка, совсем маленький, четырехлетний, еще не умеющий читать. Он любил тогда сказку про Муху-Цокотуху, потому что в ней были меч и храбрость, сражение и любовь, – настоящая рыцарская легенда из жизни насекомых. Мишка помнил всю историю наизусть и по вечерам принимался рассказывать ее вслух, радостно улыбаясь живым картинкам своего воображения. Когда дело доходило до истязания мухи пауком, Мишка останавливался, делал «страшные» глаза и завороженно произносил:
– Ой, сейчас такой узас будет!
«Будет вам ужас, – мрачно подумал Стас. – Неужели она не помнит того Мишку? Она ведь и от него тоже ушла. А этот теперешний Мишка… Такой классный пацан! Как она могла…»
Он церемонно спросил:
– Я могу воспользоваться вашей уборной?
– Ну что ты спрашиваешь! – улыбка у матери вышла болезненной, будто она лишь сейчас поняла, что в этих интимных делах больше не «своя» для сына.
Он язвительно спросил на ходу:
– Унитаз не с программным управлением? А то еще зависнет от ввода незнакомого продукта!
Матвей расхохотался ему вслед. У Стаса тягуче заныло сердце: «Неужели я уже делаю это с ним? Мишка. Только ради Мишки».
Запершись в ванной, он извлек из кармана джинсов (в куртку не стал прятать на случай, если уговорят раздеться) прозрачную перчатку и пакетик. Прислушавшись к голосам в комнате, Стас натянул перчатку на руку, потом набрал воздуха, чтобы подольше не дышать, и, открыв ведерко возле унитаза, переворошил бумажки. Он нашел то, что надеялся найти.
Встряхнув пакетик, приготовленный заранее, Стас опустил в него обнаруженный презерватив: «Не вылилась бы… Хотя все равно для анализа сгодится. Его отпечатки тут точно есть. Все же лучше, чем ничего. Сперма-то уж наверняка его».
Презерватива могло и не оказаться. Не в эту ночь. Или они могли пользоваться другими средствами, Стас же не знал наверняка. Ему просто повезло. Спрятав свою находку в карман куртки, он подумал, что сперму лучше хранить в холоде, хотя и в этом тоже не был уверен. В другой пакетик он положил использованную перчатку, побоявшись оставить ее здесь: «Никаких улик!» Переведя дух, он спустил воду и вышел.
В тот самый момент Матвей крикнул его матери:
– Слушай! Название – «Скоморошка-холдинг»! Просто класс. На здоровую голову не придумаешь!
«Он всегда находит над чем повеселиться», – отметил Стас и ощутил болезненное сожаление о том, что придется прервать это веселье. Но иначе не получалось.
