— Что это с ним? — спросил он Зиллу.
Набежавшие в глазах слезы хлынули по щекам. Голос сорвался.
— Эта… эта дама — точная копия моей старшей сестры, — выговорила Зилла. — Представляешь, ее тоже зовут Аманда!
Тода мигом покинула задиристость, а Фило — скованность. Они разом повернулись к Зилле.
— Богиня всемогущая! — воскликнул Тод. — Двойники! Как жаль, что у моей Аманды нет сестры — ты бы познакомилась сама с собой!
Фило обнаружил, что Зилла в слезах, и полез было ее обнимать. Тод отпихнул его ищущие руки.
— Нет уж, прилипала! Сейчас моя очередь! — и обвил Зиллу руками и от души стиснул. — Ничего-ничего, нам можно, — разливался он соловьем, — ты сестра моей любимой тетушки, ну или была бы, будь у нее сестра. Не плачь. Ну пожалуйста. Вот кончится этот кошмарный год, и можно будет сесть в ракету и улететь. Я тебя с ней познакомлю.
Горе, тоска по дому, счастье, что ее утешают, — все это заставило Зиллу положить голову Тоду на плечо и прижаться к нему. Ее слезы мочили колючую синюю ткань его комбинезона. Тепло его тела грело Зиллу. Такого тепла она не знала с самого рождения Маркуса — как будто вечно отставала градуса на два.
Что до Тода, то для него держать в объятиях откровенно прильнувшую к нему Зиллу значило куда больше. Тело у нее было самой подходящей формы, чтобы обнимать и прижиматься. Тод смутно ощутил, как Джош тихонько отходит и уносит Маркуса — возможно, чтобы малыш не огорчался, что мама так грустит. Фило двинулся следом, не без досады пожав плечами. Тод подождал, когда оба его друга скроются из виду на следующем пандусе, после чего принялся утешать Зиллу по полной программе. Он прекрасно понимал, что ничего, кроме утешения, Зилла не позволит, но это не помешало ему поцеловать ее в ухо, потом в щеку — а потом слегка развернуть, нежно, но настойчиво, чтобы наконец поцеловать в губы.
Он дошел до этого этапа, и портрет Аманды, благодаря которому и состоялся поцелуй, понемногу угас — к этому времени Тод уже начисто забыл, с чего все началось, — когда по рубчатому пандусу к ним прошествовал брат Уилфрид в компании собственного отражения в стеклянной стене, объятого праведным победоносным гневом, и щелчком своих ханжеских пальцев заморозил Зиллу с Тодом на месте, а их изображение мгновенно вывел на зеркала в кабинете Верховного главы.
— Так я и знал! — сказал брат Уилфрид, и голос его задребезжал — Тоду с Зиллой было ясно, что дребезжит он от целой гаммы нездоровых чувств.
VII
Арт
Глава
1
У Верховного главы было такое ощущение, что его осаждают со всех сторон. Не надо было так плотно завтракать. То ли ему докучал переполненный желудок, то ли донимала обоснованная тревога — так или иначе, сегодня Глава понимал, что в цитадели что-то неладно. Все-таки вибрации ускорялись, и это его беспокоило. Если бы ускорение было вызвано приближением приливов, то прекратилось бы, как только они начались, поздно ночью. Однако приливы были уже в разгаре, каналы связи со всеми областями Пентархии работали лучше некуда, а ритмы все ускорялись.
Глава был склонен думать, что виноваты во всем его непрошеные гостьи. Чем скорее удастся отправить их восвояси, тем лучше для всех. Однако отроги Наблюдателей и Вычислителей, как ни заверяли, что трудятся не покладая рук, давали все более противоречивые и расплывчатые результаты. Что касается самих женщин, Глава заподозрил, что по крайней мере Флэн и Хелен умеют вполне профессионально экранировать свои мысли, и это было неожиданно. От них только и удалось добиться, что одной-единственной бессмысленной истории. Зилла казалась ему теперь опасной загадкой. А ее сын… ох, тут Глава давно махнул рукой.
В довершение всех его бедствий Эдвард, на которого Глава привык полагаться, когда нуждался в здравых смиренных советах, похоже, ничуть не разделял его тревог. Возьмем хотя бы сегодняшний завтрак. Они с Эдвардом, как обычно, пришли в пустую синюю комнату и обнаружили, что там витает густой кофейный аромат. Эдвард жадно понюхал кофе, будто божественный нектар, налил себе огромную кружку и провозгласил:
— Даже лучше, чем вчера! О Богиня, я уже сто лет не пил хорошего кофе!
После чего алчно сдернул серебряную крышку с подогретого блюда на столе — и обнаружил огромную гору грибов, щедро сдобренных маслом, после чего слопал девять десятых, да так, будто ему было и вправду вкусно. А потом принялся за горячий хлеб, укутанный крахмальной голубой салфеткой.
— Выговор брату Майло? — неприкрыто удивился Эдвард, когда Глава об этом упомянул. — За что? Он просто чудеса творит! Только попробуй этот имбирный джем!
Да и вопрос о женщинах не казался Эдварду срочным.
— Ничего плохого они не делают, — сказал он, после чего с жаром подался вперед и слегка покраснел. — Кроме того — я тебе не говорил? — у выживших очень интересная физиология. Я, конечно, еще не смог получить всех результатов, однако похоже, что у них у всех есть то, что мы называем гвальдийской кровью. Та хорошенькая — Зилла — по нашим меркам на восемьдесят процентов гвальдианка. Это, знаешь ли, довольно необычно, по крайней мере, в Пентархии. Гвальдийцы очень следят за чистотой расы, однако факт остается фактом — они столетиями скрещиваются с людьми. Как бы они ни кричали о своей чистокровности, анализы этого не подтверждают. Честно говоря, самый чистокровный гвальдиец, которого я видел, — это наш новый призывник, как там его, Фило, и я думаю, что это своего рода атавизм. Он вообще не похож на современных гвальдийцев.
Когда же Верховный глава предположил, что полудюжины инопланетных гвальдианок, умеющих прекрасно защищаться, более чем достаточно, чтобы нарушить вибрации Арта, Эдвард только рассмеялся и предложил другу трезво взглянуть на вещи.
На это у Верховного главы не было ни минутки свободной. Едва очутившись в кабинете, он обнаружил, что повседневную рутину то и дело нарушают срочные вызовы из Пентархии. Вместе с приливами в Арт хлынуло все подряд. Треньен доложил, что случился неурожай пассета, и потребовал немедленного обзора ожидаемых изменений климата, чтобы рассчитать посевы на будущий год. Царь прислал правительственный указ, в который помимо пышных официальных приветствий было колдовским образом встроено малоприятное требование, чтобы Арт проверил, верно ли, что потоки энергии в Пентархии сильно нарушены, как предполагают ортские ученые. И разумеется, Лита, как же без нее. Совет Литы выходил в эфир несколько раз в лице разных Владычиц, желавших знать, получены ли наконец какие-нибудь результаты в эксперименте с Иномирьем.
Верховный глава учтиво отвечал Владычицам, а про себя думал, что сам хотел бы знать. Его все сильнее донимала мысль, что нужно заслать туда еще одного агента, и как можно скорее, а поскольку в Иномирье, похоже, раскрыли двух его лучших осведомителей, необходимо, во-первых, отобрать исключительно способного агента, а во-вторых, внедрить его со всеми предосторожностями. Но делиться своими опасениями с госпожой Марсенией он, естественно, не стал. Госпожа Марсения жаждала результатов не меньше остальных, а может быть, и больше, поскольку, очевидно, ставила себе цель вынудить Главу сообщить о них ей первой из всей Пентархии. Она всячески намекала, что в обмен, возможно, посвятит его в результаты своего личного эксперимента с Иномирьем. Но поскольку госпожа Марсения постоянно приплетала этого своего сына, чтоб ему пусто было, Верховный глава сомневался, что она с ним до конца откровенна. Если госпожа Марсения что-то знала, ни с кем делиться она не собиралась. И хорошо, поскольку иначе у Главы возникло бы сильнейшее искушение поддаться ей. Он с неодобрением покосился на порочное лицо ее сына у себя в зеркале и пообещал, что результаты скоро будут. Ходили слухи, что молодой человек наполовину гвальдиец, но, даже если так, Верховный глава не чувствовал к нему никакой симпатии, и виновата в этом была его мать.
