Чтобы ответить на всевозможные запросы Пентрахии, Глава был вынужден направить в отрог Наблюдателей отряд магов-помощников, перестроить расписания, прервать или урезать повседневные обряды — он так заработался, что даже пропустил обед и лишь аскетически приказал принести в кабинет тарелку поджаренного пассета, по которому так соскучился. К пассету положили ложку меду, но Глава с презрением отверг эту роскошь. Он и так был сильно взвинчен из-за новости, которую принес ему брат Уилфрид.
Глава глядел на изображение Тода, обнимающего Зиллу. За ними проплывал косячок ленивых рыб, поводя прозрачными плавниками и тупо разевая рты, и на миг Глава забылся и уставился на рыб.
Потом он взял себя в руки и отдал необходимые распоряжения:
— Призывника немедленно привести ко мне, и пусть его конвоируют самые сильные маги. Не забывайте, у этого человека наследный дар пентарха, он может быть опасен. Женщину изолируйте. Я допрошу ее, как только разберусь с призывником.
Неужели Зилла так низко пала, что крутит любовь с Тодом? От этой мысли Главе стало по-настоящему больно. Разумеется, он не считал, будто всерьез ненавидит Тода, просто у него появилась возможность избавиться от смутьяна, причем с большой выгодой для Арта, а это не могло не радовать.
Единственным камнем преткновения было неизбежное возмущение пентарха Фриньена. Верховный глава старался быть в курсе всех дел на родине. Он прекрасно понимал, что отец Тода Август Гордано, хотя и глуп как пробка, обладает в Пентархии огромным влиянием и при желании может этим воспользоваться. Госпожа Марсения и та называла Августа «милым старым жуликом» и, как ни странно, прислушивалась к его мнению. Более того, Родрик Гордано был единственным сыном пентарха. Даже Арт не имел права лишить одну из пятин единственного наследника. Царь, несомненно, встанет на сторону Фриньена — и еще как встанет.
Мысль у Верховного главы лихорадочно работала. Он запросил отрог Архивариусов, и те вывели ему на экран генеалогическое древо Гордано. Старшими в нем на сегодня были «Август = Эми Адонат», от союза которых на свет появились целых шесть дочерей и лишь потом юный Родрик. Такая откровенная целеустремленность покоробила Главу. Должно быть, наша славная Эми — не более чем племенная кобыла. Глава жестом вызвал на экран следующую страницу: он искал отпрысков мужского пола, к которым тоже мог перейти наследный дар и с ним — право на трон. У пятерых из дочерей были сыновья, и каждый вполне годился, однако пентархи не любят, когда престол переходит по женской линии. С этим Верховный глава был склонен согласиться, хотя в крайнем случае мог бы и поспорить… Ага! Так-то лучше. Вернемся на поколение раньше: отец Августа был женат дважды. От второго брака остался один сын (хотя рядом с его именем стоял значок, говоривший о сомнительных моральных качествах). Младший сын от второй супруги давно умер, но был женат на гвальдианке. Интересно. А вот его сын жив — Миккель Гордано, моложе Родрика меньше чем на месяц.
Ну вот и славно. У Тода есть двоюродный брат, прекрасно подходящий для передачи наследного дара. И пусть Август Гордано хоть лопнет — никто не скажет, что Арт оставил Фриньен без наследника. У Арта свои законы. Гордано их нарушил и пойман с поличным. Никто не вынудит Арт лицемерить и попустительствовать.
Глава поспешно закрыл изображение: вошел брат Уилфрид, запыхавшийся, но явно готовый изложить свою версию событий.
— Вот как обстоят дела, Верховный. Я с самого начала понимал, что от этого юнца добра не жди. С рождения приучен, что для таких, как он, закон не писан, — тут его, разумеется, стоит пожалеть, — но каково легкомыслие!.. Верховный, он думает, мы здесь в Арте шутки шутим. А эта развратница!..
Верховный глава взглянул в лицо брату Уилфриду и увидел, что оно дергается от сладострастной ненависти.
— Возьмите себя в руки, брат-наставник!
Брат Уилфрид с видимым усилием повиновался — или, по крайней мере, попытался овладеть собой.
— Другие призывники, кентавр и гвальдиец, тоже где-то внизу, сир. Их роль в случившемся нам достоверно не известна, однако они бесспорно замешаны. Они без уважительной причины отсутствовали на параде, а теперь скрываются. Мы их разыскиваем.
— Перепугались, должно быть, — предположил Верховный глава. В обычных обстоятельствах кентавр и гвальдиец в паре — крайне опасное волшебное сочетание. Однако… он живо вспомнил бледного конечеловека, всего в отметинах и с вывернутыми коленями, и тощего Фило с огромными ручищами и ножищами… однако не в этом случае. — Как только найдете, отправьте их ко мне. А сейчас я побеседую с Гордано.
Пока Тода не привели, Верховный глава предпринял не меньше усилий, чем брат Уилфрид, чтобы взять себя в руки. И решил было, что получилось. Тем большей неожиданностью для него стало то, что едва он увидел Тода с его ладной фигурой и нахальным взглядом, как весь запылал от гнева — правда, к этому гневу почему-то примешивалась изрядная доля глубокой личной обиды.
— Ну что ж, призывник, — проговорил Глава, — что ты можешь сказать в свое оправдание?
— Ничего, — прямо ответил Тод. — Я делал, что делал, а брат Уилфрид пришел и увидел меня — вот, собственно, и все.
Больше Тоду и вправду было нечего сказать. Однако он не обманывался и не считал, будто его прямота придется Верховному главе по душе. Он чувствовал, как от того пышет гневом, будто жаром из открытой духовки. И понимал, что в результате этого гнева наказание будет куда тяжелее, чем он рассчитывал, — пост, принудительная молитва, может быть, даже одиночное заключение на очень строгих условиях, а то и хуже. Он вспомнил, какие слухи ходили об особенно страшных карах, о которых нельзя было распространяться, — но тут Тод понял, что у него пропало всякое желание строить предположения, и просто приготовился стойко принять неизбежное.
Небось считает, что его высокое происхождение не даст мне его и пальцем тронуть, думал Верховный глава.
— Короче говоря, ты признаешь, что тебя застали за нарушением Обета.
От гневного скрипа в его голосе Тод даже подпрыгнул и обнаружил, что в нем гораздо меньше стойкости, чем он рассчитывал.
— Ну, в некотором роде, сир. При всем моем уважении, я бы хотел напомнить, что поскольку я призывник, то никакого обета не приносил, а значит, и не нарушал.
— Однако тебя поставили в известность, что на протяжении срока службы ты обязан соблюдать законы Арта, а Обет — неотъемлемая часть этих законов! — отчеканил Верховный глава. — Кроме того, ты должен понимать, что твои чувственные удовольствия серьезно нарушили ритмы, которые обеспечивают существование Арта.
«Да адов обод, я ее просто поцеловал!» — подумал Тод. На миг ему пришло в голову, что стоит посвятить Верховного главу в то, какие слухи ходят про женщину в сапогах — вот кто нарушает ритмы, если эти слухи правдивы хотя бы отчасти! — но он тут же спохватился, что Верховный глава в гневе спишет все на нытье и попытку обвинить других.
— Нет, — сказал он. — Впрочем, если вы говорите, что ритмы нарушены, значит так и есть.
