— Сэр калика, прости, если обидел. Ты, хотя и не
благородного звания, но не слуга, я не должен просить застегнуть пряжки, будто
простого оруженосца...
— Перестань, — ответил калика, морщась. —
Лучше торопись. Слышишь?
Во дворе пронесся шум, гам, истошно залаяли собаки, затем
отчаянно завизжало. Зазвенело железо.
— Рабы подобрали ключи, — сказал Олег. —
Долго возились... Начнут громить, грабить, взломают винный подвал... Отвлекут
охрану.
Из оружейной они заспешили по крутой лестнице наверх.
Ступени вывели на открытую площадку, внизу была тьма, разрываемая светом
факелов, звоном оружия, криками, но небо уже посветлело, звезды гасли. Подул
холодный утренний ветерок.
Башня была слева, дальше переходила в гребень стены. В
трех-четырех шагах поднималась другая стена, пониже, отгораживающая угол двора.
По этой стене брел, сунув озябшие ладони под мышки, легковооруженный латник.
Меч болтался на поясе, с другой стороны висел нож. Он безучастно посматривал
вниз, где метались огни факелов и слышались крики.
Томас выругался: стражник в недосягаемости — на параллельной
стене. Тот поднял голову, увидел закованного в доспехи воина и обнаженного до
пояса очень худого, но широкого в плечах человека — обоих с мечами. Глаза его
полезли на лоб, грудь начала подниматься: набирал воздух для истошного вопля.
Мимо Томаса мелькнуло горячее, в следующий миг рыцарь
увидел, как на стража обрушился калика: он прыгнул ногами вперед, и они
сомкнулись на шее латника с такой силой, что даже Томас услышал жуткий хруст
шейных косточек. Так они и покатились со стены: латник с выпученными глазами и
сидящий на плечах полуголый человек. В последний момент калика растопырил
пальцы, ухватился за край каменной стены, а из разомкнутых ног выскользнуло
обмякшее, уже мертвое тело.
Томас не верил глазам, такого боевого приема еще не видывал.
А снизу донесся слабый шлепок, будто на каменные плиты сбросили тюк мокрого
белья. Калика подтянулся на руках, взобрался, погрозил Томасу кулаком:
— Чума на твою голову, рыцарь! Я только и делаю, что
убиваю!
Томас закричал в тревоге:
— Как ты сюда переберешься?
— Не собираюсь! — прокричал калика
рассерженно. — Я пойду в конюшню, к лошадкам. А ты, ежели невтерпеж, к
барону. Его палаты прямо под тобой!
Он заспешил по стене, направляясь к лесенке, ведущей во
двор. Томас опомнился, выбрал самый короткий путь, хотя придется петлять,
поворачивать, — удобно для защищающих замок, — помчался по наклонному
краю. Снизу со двора внезапно заорали громче, радостнее, свет факелов заметался
чаще. Там трещали доски, звякало железо.
У богато украшенной двери дремал длинный, как миля, страж.
Он вскинул блестящее копье, Томас коротко взмахнул кулаком в железной перчатке,
размазал стража по каменной стене. Не останавливаясь, ударил плечом в двери.
Затрещало, массивный засов с режущим уши металлическим визгом вылетел из
петель, створки разлетелись в стороны.
Томас как лавина ворвался в богато украшенную комнату,
спальню. Спальня, зал с низкими крутыми сводами, была освещена огромным горящим
камином, в котором можно было жечь деревья. Перед ним сидел сгорбленный старик,
подбрасывал толстые поленья. Посреди зала стояла высокая кровать под цветным
балдахином, со всех сторон занавешенная шелковыми занавесями.
На бегу через спальню Томас сорвал полог с кровати, лишь
затем остановился, развернулся, держа меч и щит готовыми к бою. На двух пышных
подушках роскошного ложа покоились две головы: женская, от ее прекрасных
золотых волос будто бы осветилась спальня, едва Томас сорвал занавес, а рядом —
черная словно обугленная головешка и крупная как котел — мужская. Барон спал,
закинув могучие руки за голову, у него был крохотный лоб, выступающие
надбровные дуги, сплюснутый короткий нос с огромными ноздрями и тяжелая скошенная
назад нижняя челюсть. Томас ощутил что-то странное в лице барона, но подумать
не успел — барон заворочался во сне, поскреб могучую грудь с черными, как у
зверя, волосами. Одеяло при этом сдвинулось, платье золотоволосой женщины
распахнулось. Томас отшатнулся, ослепленный нежнейшей белизной кожи, успел
увидеть безукоризненной формы алебастровую грудь, которую венчал ярко-красный
бутон розы.
Она проснулась, широко распахнула глаза: синие, невинные,
коралловый ротик приоткрылся в великом изумлении. Она удивленно всматривалась в
такие же синие глаза, что смотрели на нее через узкую прорезь забрала.
Томас с великим трудом оторвал глаза. Ярость, что бурлила
все дни позорнейшего плена, едва не просочилась в какие-то складки и щели души.
Он грубо опустил железную перчатку на голое плечо барона, с силой сжал:
— Вставай! В аду заждались.
Глава 4
Барон быстро повернул голову, окинул весь зал одним цепким
взглядом. Томас зловеще покачал мечом, бросая багровые блики в глаза барона. За
спиной Томаса на стене висел огромный топор с причудливо загнутыми крюками
у основания. Старик шевелил поленья в полыхающем камине,
трясся, хотя сидел возле пламени, на Томаса внимания не обращал, как и на
хозяина.
Томас перехватил взгляд барона, кивнул:
— Возьми!
Барон поднялся во весь рост — массивный, темный, заросший
шерстью как лесной зверь. Опять что-то странное показалось Томасу, сердце
сжалось в тревоге: чересчур короткие ноги барона, огромные мускулистые руки,
странная голова, вырастающая прямо из покатых плечей...
— И остальное? — проревел барон.
Томас быстро огляделся. Доспехи явно в другой комнате, если
послать за ними, то следом ворвутся десяток стражей!
— Нет, — бросил он, поднимая меч.
Барон взревел, сделал попытку выскочить через разбитые
двери, но Томас успел взмахнуть мечом, едва не располосовал барону бок. Со
страшным воем барон резко сорвал со стены топор, круто развернулся к
закованному в железо рыцарю.
Топор он держал на уровне колен обеими руками. Глаза впились
в неожиданного противника, и вдруг Томас ощутил слабость: глаза барона были без
зрачков, даже без радужного пятна, но не белые, как у слепцов, а огненно
красные! Красный свет становился ярче, наливался кровью, словно через череп уже
просвечивал адский огонь, из которого вышло это чудище.
— Умр-р-р-решь, — проревел он, жутко двигая
челюстью, что тяжелела на глазах, преображалась, покрывалась костяным панцирем.
— Все умрем, — ответил Томас как можно тверже, ибо
голос пытался сорваться на испуганный писк. — Но ты — сейчас.
Он взмахнул мечом, барон вскинул топор, парируя удар
топорищем. Лезвие меча ударило... Томас ожидал, что меч перерубит дерево как
прутик, рассечет зверя до пояса, но меч отбросило, кисти обожгло острой болью.
Он услышал хохот, больше похожий на рев — топорище лишь казалось
деревянным, — упал на спину, избегая удара.
