— Это рай или ад? — послышался недоумевающий
голос. — Если рай, то у меня должна быть в руках арфа, я должен восседать
на облаке и петь осанну Вседержителю... Или Господь знает, что мне на ухо
наступили все медведи Британии, а от моего голоса вороны на лету падают? Да и
на арфе никогда не играл... В кости играл, в буру играл, в двадцать одно и
упыря, джокера, а на арфе...гм... Но ежели ад, где эти хвостатые, которых я
видел после каждой попойки, если затягивалась дольше недели?
Над головой тихонько прогремело. В реке послышался шумный
всплеск. Мороз пошел на коже Олега, он ощутил неясный страх. Пальцы сами
нащупали на шее ожерелье оберегов, судорожно пошли перебирать по одному.
— Но ежели чистилище? — продолжал задумчивый голос
рыцаря. — Чтобы ни тебе, ни мне?.. Тебе нельзя в наш рай, а мне,
благочестивому христианину, нельзя в твой языческий, ибо воинам Христа заказаны
ваши бесстыдные оргии... разве что в пьяном виде или по несдержании чувств, но
тогда надо обязательно покаяться полковому священнику. Наши боги могли
сговориться, и нас, дабы не разлучать, поместили в чистилище. Это среднее между
адом и раем, по вашему ни рыба, ни мясо и в раки не годится, ни бэ, ни мэ, ни
кукареку, ни сюды Микита, ни туды Микита...
Послышались шаги. Олег насторожился, рядом приподнялся
Томас, всматриваясь в красноватый полумрак, охнул от слабости, но удержал себя
на тонких как лучинки руках. Олег изо всех сил всматривался в красноватый
сумрак, перед глазами от напряжения плавали мутные пятна, в которых чудились и
рогатые рожи, и клыкастые пасти. Томас похлопал ладонью по голой земле,
отыскивая меч, ругнулся и опасливо прикусил язык — не знал можно ли лаяться в
чистилище, или же перебросят в ад. Не страшна кипящая смола, страшно расстаться
с надежным другом.
Из сумрака вынырнула женщина. Только что там ничего не было,
затем в пяти-шести шагах словно возникла из воздуха — тоненькая, гибкая, с
пузатым кувшином в руках. Олег уловил сводящий с ума аромат,
но смотрел не на кувшин, на женщину — обнаженная до пояса, с красивой высокой
грудью, в длинной юбочке. Впрочем, оба тоже были обнажены до пояса.
— Нас забросили в магометанский рай! — прошептал
Томас встревоженно, но глаза не отрывал от красивой женщины. — Сапоги на
мне сарацинские, могли перепутать...
Девушка поставила кувшин между Томасом и Олегом, отцепила с
пояса две серебряные чаши. Движения ее были грациозными, она все время
улыбалась, Томас краснел, но не мог отвести глаз от ее белоснежной девичьей груди
с острыми, как из розового гранита, сосками.
— Мы в вашем раю? — спросил Томас
по-сарацински. — А ты, гурия? А где остальные двадцать тысяч?
Она улыбнулась, показав острые белые зубки. Ответила им на
странном языке, которого Олег не слыхал очень давно, но, странное дело, понял
без труда. Он вздрогнул от изумления, по спине пробежал озноб.
— Где мы? — проговорил он медленно, с трудом
подбирая слова на языке агафирсов.
Брови девушки взлетели высоко, глаза распахнулись во всю
ширь. Она попятилась, сказала торопливо:
— Старшие придут, объяснят. А пока пейте горный мед.
Снова Олег ощутил холодок страха, видя как внезапно она
исчезла. Томас провожал ее сияющими глазами:
— Как подпрыгнула!.. Не думала, что кто-то знает ее
язык.
Олег осторожно наклонил кувшин над серебряной чашей. Из
узкого горлышка потекла странная темная жидкость — без плеска, с острым
запахом.
— Она правильно думала, — ответил он.
— Но ты же...
Олег поднес к губам чашу, осторожно отхлебнул. Прислушался,
увереннее допил странный мед. В животе потяжелело, тело ожило, сердце забилось
сильнее. Томас выпил свою долю, сказав недоумевающе:
— Горный мед? Похоже на жидкое мясо... Сэр калика,
все-таки мы в твоем языческом аду!
— У славян нет ада, — напомнил Олег. — Ад —
изобретение христиан.
— Ну, в раю, какая разница? Наш рай для бестелесных
душ, а здесь то колет снизу, то хочется пить, то еще чего... Уверен, тут и
подраться можно, а раны заживают в полдень.
— Это в Валхалле, — объяснил Олег терпеливо. —
Скандинавский рай. Русь находится южнее, но севернее Восточной Римской
империи...
Он лег, сытость разлилась по телу, веки стали тяжелыми,
глаза закрывались сами.
— Русь между алеманами и ляхами?
— Ближе к Степи... Сэр рыцарь, не тешь себя надеждой.
Мы не в аду, не в раю, даже не в чистилище. Нам еще придется держать ответ
перед богами.
Томас пораженно пощупал себя, удивился:
— То-то я чересчур живой! Но ты же обещал, что
погибнем!
— Что-то помешало... Сам не понимаю, что могло
помешать. Авось образуется...
— Опять таинственное «авось»!
Второй раз Олег проснулся опять от голода. На гладком камне
появился кувшин — побольше прежнего, широкогорлый. Томас спал, разбросав руки,
за ним клубились странные красноватые сумерки. Над головой нависали тучи, Олег
ощутил недоброе: тучи за долгий сон — а он выспался и проголодался — не
сдвинулись, формы не изменились.
Слева доносились голоса, смех. Потрескивали угольки, пахло
березовыми дровами. Совсем близко ржали кони. Им вторило странное многоголосое
эхо, но сколько Олег не всматривался, не видел ни людей, ни костра, ни коней.
Чувствовал себя слабым, больным, но заставил подняться на ноги, пошел на
голоса. Его шатало, перед глазами то застилало тьмой, то вспыхивали красноватые
звездочки.
Костер открылся внезапно, словно перед Олегом вдруг
распахнули полог шатра. Вокруг огня сидели мужчины и женщины — невысокие,
широкие в плечах, с очень белыми лицами, словно мучные черви, с узкими бедрами.
Одеты тщательно, как на большой праздник, но сидят на камнях, лежат на голой земле.
Над горячими угольями висят на ивовых прутиках мелко нарезанные ломтики мяса,
отделенные один от другого ароматными листьями. Жир капает на уголья,
взвиваются сизые дымки.
— Добрый день, — произнес Олег на языке агафирсов.
Он остановился в трех шагах от костра. — Или вечер?
Парни суетливо вскочили, освободили место близ костра. Олег
видел обращенные к нему со всех сторон мертвенно бледные лица с синими губами.
Глаза у всех были удивительно крупные, цвета спелых желудей, словно бы
удивленно вытаращенные. На него смотрели с великим удивлением, а когда Олег
опустился возле огня, один из парней, самый старший по виду, сказал осторожно:
— Пришелец, у нас вечные сумерки.
Олег кивнул, настороженное чувство и тревога не оставляли.
Он ощущал странность этих людей, но еще не мог понять причин, а обереги как
взбесились: застревали в пальцах все сразу.
— Сумерки... Почему?
— Ты не знаешь? Странно... Мы находимся в нижнем мире.
Олег быстро окинул взглядом серьезные лица, посмотрел по сторонам. Нижним миром
волхвы называли мир, куда уходят души умерших. Души простых людей, не героев.
Герои, подвижники и праведники попадают в вирий, остальные уходят сюда. Раньше
нижнего мира в природе не существовало, души умерших не покидали поверхности
земли, тут же воплощались в зверей, птиц, рыб, даже деревья или жуков. Таким
образом существовал круговорот душ в природе, можно было понимать язык животных
и растений. Пусть с трудом, пусть общее родство потом помнили одни волхвы, но
мир был целостным, пока боги не создали вирий и этот нижний мир... А далеко на
юге, в жаркой Индии, куда Арпоксай завел свое племя с верховьев Днепра, все еще
нет ни вирия, ни подземного мира, а души умерших людей по-прежнему воплощаются
в зверей, чтобы через много перевоплощений снова вернуться в человеческое
тело...
