Сам он взял походный котел, заметил, откуда бегут анты с
раздутыми брюшками, и вскоре вернулся с полным котелком холодной ключевой воды.
Костер освещал небольшую площадку, дальше была тьма, в которой страшно шуршало
и двигались сгустки мрака. Томас завизжал, когда внезапно из темноты
выдвинулась громадная литая голова, похожая на наковальню, гибкие усики
дотянулись до Томаса, задвигались, пробуя на ощупь струи нагретого воздуха.
Томас превратился в камень, когда сяжки с металлическим скрежетом поползли по
его доспехам, пощупали ноги и грудь. К счастью, муравей задел забрало, оно с
лязгом упало, отгородив лицо Томаса от мира, и когда ант ощупывал голову
странного существа, Томас лишь закрыл глаза и перестал дышать.
Муравей ощупывал Томаса придирчиво, в чем-то сомневался,
начинал ощупывать снова, однажды даже схватил челюстями за руку, — Томас
ощутил с предельной ясностью, что вздумай муравей чуть сжать жвалы, доспех
хрустнет, как скорлупа перепелиного яйца!
Когда он умчался, Томас шумно выдохнул, трясущимися пальцами
поднял забрало:
— Драконов бы так не испугался!
— Не зарекайся, — сказал Олег
предостерегающе. — Нам идти через горы, а там драконов больше, чем летучих
мышей. Они хороши, когда спят! А вот если дракон не спит... да еще голоден... А
голоден он почти всегда...
— Сэр калика, а нельзя ли другой дорогой?
— Разве не опаздываешь к своей Крижине?.. Кстати, этот
ант был очень рассержен.
— Ты знаешь их язык? — удивился Томас.
— Самую малость, — успокоил его Олег. —
Самую-самую!
В темноте послышался топот множества твердых сухих ног.
Звонко щелкали по камням острые когти. Олег вскочил, сказал настойчиво:
— Быстро от огня!
Он выплеснул остатки воды из малого котла, отбежал за
Томасом. Из темноты вынырнуло с полдюжины крупных муравьев. Томас дернулся
обратно за мечом, тот блестел возле костра, но Олег ухватил за плечи, удержал.
Один муравей с разбега едва не влетел в костер, мгновенно
развернулся, из раздутого брюшка брызнула тугая струя жидкости. Остро запахло
муравьиной кислотой. Угли зашипели, взвилось облачко пара. Другие муравьи
окружили костер, повернулись брюшками, кое-кто просто приподнялся на передних
лапах, а брюшко подогнул под себя, и струи брызнули на затухающий огонь со всех
сторон. Угли с щелканьем лопались, гасли, во все стороны поползло облако
острого запаха.
Когда муравьи ушли, оставив погашенный костер, Олег поднял
котел, до половины наполненный муравьиной кислотой, собрал сидельные сумки и
пошел в ночь, где степь освещали только звезды и ущербная луна. Томас подобрал
мечи, лук со стрелами, заспешил вслед за каликой, который хоть самую малость,
но знал язык черных муравьев.
Олег снова развел костер, поменьше, Томас подпрыгнул:
— Прибегут?
— Мы ушли далеко... надеюсь.
— Хоть пламя держи поменьше, — взмолился
Томас. — Не люблю, когда кто-то через мою голову заглядывает! Пусть даже
их родословная в сто раз длиннее.
От котла шел могучий острый запах. Олег перехватил взгляд
Томаса, который тот бросил на котел, сказал успокаивающе:
— Теперь нам есть чем брызгаться целую неделю! А
выберемся, надеюсь, раньше.
Томас пробормотал несчастливо:
— Это от муравьев... А от драконов?
— От драконов не отбрызгаешься, — согласился Олег
с глубоким сочувствием.
Томас косился на пахнущий котел с отвращением:
— А в чем варить еду?
— Перельем в чашу, — предложил Олег. Встретив
непонимающий взгляд рыцаря, пояснил. — В ту, которая в мешке. Святой
Грааль который.
Томас вспыхнул, побагровел от благородного негодования:
— Сэр калика, как ты можешь!.. Это же святыня.
Реликвия! Даже дикие язычники должны ощущать...
Олег прервал, подняв обе ладони, признавая поражение:
— Тогда в твоем шлеме. Хорошо?
— Сэр калика...
— А что, шлем дырявый?
— Не дырявый, но это рыцарский шлем!
— Тогда перельем туда муравьиную кислоту, — решил
Олег. — А котел, на то он и котел, чтобы в нем варить уху.
Томас протестующе дернулся:
— Мой шлем пропахнет на всю жизнь? Нет уж, лучше
сварить в нем еду. Ланселот однажды варил в шлеме рыбу, сэр Говен — кашу
Парсифаль...
— А бог войны Арей, — перебил Олег
воодушевленно, — не смог пойти на войну, потому что в его шлеме голубка
однажды свила гнездо и отложила яйца. Арею пришлось ждать, пока птенцы
вылупились, а потом еще и научились летать! Все это время на земле не было
войн...
— Отвратительная птица! — выругался Томас с
негодованием. — Благородным рыцарям пришлось сидеть без подвигов? С ума
сойти.
Он откинулся на спину, намереваясь лечь, отпихнул крупный
оранжевый булыжник. Вдруг его глаза расширились, он поспешно подкатил камень
ближе, с трудом поднял на колени, прошептал внезапно осевшим голосом:
— Клянусь кровью... Христа нашего, если это не
презренный металл! Неужто Геродот был прав даже в таких мелочах? Вернусь,
перечитаю всего!
Олег равнодушно промолчал. Томас поплевал на камень, потер
железной рукавицей. Желтым заблестело ярче. Он в возбуждении сел на корточки,
принялся разламывать глыбу — та оказалась слепленной из десятка разных камней,
больше половины из них были из тяжелых ноздреватых слитков золота. Олег
посоветовал хмуро:
— Ковыряй мечом. У муравьев слюни клейкие... схватывают
намертво!
— Слюни?
— Или сопли. Нет, скорее, слюни. Они там в глубине
камешек с камешком склеивают, когда роют норы, чтобы не таскаться наверх с
каждой песчинкой... Есть, правда, и лодыри, что носят по камешку, а то и вовсе
бегают налегке.
Он лег, поджал колени и сразу уснул, равнодушный ко всему,
что вытаскивали муравьи из глубин земли. Впрочем, сквозь сон всю ночь слышал
пыхтение, тяжелые вздохи, сопение и глухие удары. Рыцарь бил кулаками, локтями,
иной раз Олегу казалось сквозь сон, что рыцарь бьется головой, а то и кидается
всем телом на рукоять меча, разламывая слепленные глыбы золота.
Всю ночь Олег убегал от грохота; лютовала битва богов. Ящер
тряс землю, Таргитай запрягал его в соху, Перун швырял молнии. Когда на
рассвете открыл глаза, ежась от утреннего холода, Томас, все еще ломал, как раб
в каменоломнях, громадные глыбы. Справа от него высился холм пустой породы, за
которым спряталась бы лошадь, а слева ярко блестела горка золотых самородков,
каждый не меньших размеров, чем кулак. Золотая мощь чувствуется в каждом из
Семи, заметна у многих гроссмейстеров и даже разломанных глыб, с крупными
самородками, еще не очищенными от комьев земли.
