Томас навострил уши. Сказал с неуверенностью:
— Ну, возможно, это все-таки давний предок и рода
Мальтонов...
— Он еще Олимпийские Игры учредил, — добавил
калика.
— А это что?
— Игры такие...
— Языческие? Нет, Пелоп не мой предок.
— Вроде рыцарских турниров. И сам стал первым
победителем.
На честном, уже наполовину отмытом, лице рыцаря стали видны
следы внутренней борьбы. А Олег сложил оставшиеся луковицы Томасу, поднялся.
Голос его был тяжелым:
— Золотых монет у тебя хватит, чтобы в Киеве купить
коня. Дальше дорога идет сравнительно безопасная. Страны уже не столь дикие,
как те, где мы прошли.
Томас торопливо вылез, мокрый натянул вязаную одежку, влез в
доспехи. И лишь тогда взглянул калике в зеленые глаза, что сейчас были темными
как два лесных озера:
— А ты?
Олег покачал головой:
— Незачем мне в Киев... Я отшельник, пещерник, а все
пещеры — на этом берегу.
Они обнялись, калика отвернулся и быстро пошел прочь. Томас
молча наблюдал как высокая фигура постепенно источалась в лунном свете,
напоследок блеснули искорки на отполированной рукояти меча, и все растворилось
в темноте.
На душе было тоскливо, хотя не однажды за бродячую жизнь
странствующего рыцаря приходилось расставаться с прекрасными друзьями. Кто
погиб, кто осел на пожалованной земле, кто вернулся в родной замок, кто просто
ушел вот так, коротко обнявшись и пожелав счастья, чтобы когда-то в старости
бегло вспомнить старого друга и дальние края...
Вздохнув, Томас снова сел на краю причала. Есть уже не
хотелось, он вздохнул, опустил остатки хлеба и мяса на широкие мягкие листья,
похожие на слоновьи уши. С первой переправой надо попасть в город, купить коня,
а лучше — двух и спешить через цивилизованные страны, дабы успеть ко дню
святого Боромира. Благодаря смоку-дракону половину дороги проделал за двое
суток, теперь в запасе по крайней мере неделя!
Ночь медленно уходила, на востоке едва заметно заалел край.
Глаза рыцаря, привыкшие к темноте, рассмотрели нежнейшие оттенки.
Ему показалось, что за спиной скрипнули бревна.
Обрадованный, что калика что-то забыл и возвращается, он резко повернулся. В
глазах блеснуло, тугая петля упала на плечи. Томас ухватился за меч, в голове
грохнуло, он выронил оружие и упал лицом вниз на мокрые бревна.
Очнулся почти сразу, пытался вскочить, но лишь дернулся,
туго стянутый в гусеницу. Над ним двигались в рассветном сумраке неясные
фигуры. Томас различил голоса:
— Зарезать бы... Таких вообще надо в спину!
— Трусишь?
— А ты? Я супротив такого не встану лицом к лицу за все
золото мира!
Шаги приблизились. Томас с трудом вскинул голову,
перекосившись от резкой боли в затылке. Перед его лицом были охотничьи сапоги,
тускло блестели шпоры. Он повернул голову, сжимая зубы, чтобы не стонать.
Знакомый голос, странно шипящий, проговорил сверху:
— Ну, сэр Томас... что скажешь на этот раз?
Над ним стоял, опершись на одну ногу, странный человек, от
которого Томаса бросило в дрожь, заморозило кровь в жилах. Горбатый, левое
плечо выше правого, обе руки в свежих шрамах, левая рука оканчивалась красной
культяшкой, из которой торчала белая кость. Он был в бесформенной одежде, всю
голову скрывал сплошной шлем.
— Бог долго терпит, — прохрипел Томас, — но
все-таки бьет, сэр Горвель!
— Хорошо бьет тот, за кем последний удар, —
прошелестел сиплый голос Горвеля из-под железной маски.
Второй человек сказал тревожно:
— Давайте сейчас же прирежем! Я боюсь.
Горвель просипел:
— Сейчас подойдет член Совета Семи Тайных. Он только
взглянет, нет ли в нем магической мощи...
— Но с магией был связан лишь тот, который ушел!
Горвель бросил сипло, зло:
— Я уже чувствую ее шаги! А потом сразу зарежь.
Воин пнул Томаса, сказал зло, скривив губы:
— Наконец-то ты расстался со своим приятелем! Ты,
закованное в железо чучело, не знаешь, что только его я, Черный Воин, считал
равным по мощи. Правда он однажды ранил меня, оставил этот шрам на лице, но
тогда у меня подвернулась нога... Он уничтожил мое хазарское войско, которое я
вел на царя Румала... истребил десять братьев, владык восточных царств, из
нашего рода остался только я и мой старший брат Карганлак... Ты дурак, что
расстался с ним!
Сквозь плеск днепровских волн послышались легкие шаги. На
причале появилась миниатюрная женщина: в мужском плаще, с надвинутым на глаза
капюшоном, который тут же сдвинула на плечи. Хрупкая, с невинным бледным лицом
и удивленно вскинутыми бровями. Крупные карие глаза смотрели обиженно, Томасу
захотелось немедленно укрыть ее от опасности, спасти даже от утреннего холода и
речной сырости.
Она взглянула коротко, сказала хрипловатым низким голосом,
от которого у Томаса сладко защемило сердце:
— Не нуждаюсь... но все равно спасибо. Горвель, где
чаша?
Горвель, кряхтя, нагнулся, поднял мешочек Томаса:
— Здесь!
Она взяла мешок, даже не взглянула, коротко кивнула в
сторону Томаса:
— Зачем он здесь?
— Ждали вас, — ответил Горвель очень
почтительно. — Он чересчур живуч, странно живуч... Нет ли в нем магии?
Миниатюрная женщина внимательно посмотрела на Томаса,
невидимые пальцы пробежали по его груди. Он поежился, напуганный тем, что ее
пальцы проникли под тяжелые доспехи, замер в страхе: кончики пальцев быстро
ощупали сердце, мозг... Глаза женщины потемнели, она проговорила сдержанно:
— Магии нет. Но отвага и сила духа безмерны!
Плотно прижимая мешок, она пошла обратно по причалу. Горвель
сказал почтительно, однако в голосе звучала тщательно скрытая издевка:
— Ваша Мощь, мы могли бы уйти вместе...
Она холодно оглянулась через плечо. Голос был резок как
бритва:
— Горвель, вы еще даже не гроссмейстер! Вы пока еще
ближе к простому палачу, чем к членам Семи Тайных.
Горвель задрожал, рухнул на колени. Женщина ушла. Томас
успел увидеть ее прямую спину, откинутый капюшон и свой мешок с отныне
потерянной чашей.
Горвель медленно повернул голову к свидетелю своего
унижения, в прорези блеснул горящий бешенством глаз. Томас чувствовал себя
гадко, краем глаза видел, как Черный Воин вытащил из-за пояса нож. Томас
застыл, Черный зарежет, как овцу, как цыпленка, для него зарезать человека, что
поправить пояс. Цивилизатор, проводник прогресса...
Черный нехорошо улыбнулся. Он замечал страх в глазах рыцаря,
его отчаянные попытки освободить руки, хотя бы отдернуть голову от ножа. Черный
потянул руку к горлу Томаса, оскал стал шире.
