— Кончай! — прохрипел Горвель. — Кончай
быстро!
Губы Томаса беззвучно шевелились, творил молитвы. Глаза не
отрывались от блестящего лезвия. Солнце наконец выплыло из-за края, кончик ножа
страшно засиял оранжевым, словно раскаленный на огне.
Вдруг пальцы дрогнули. Острие ножа неуверенно качнулось,
словно голова змеи перед броском. Стиснутые пальцы разжались, нож выпал, с
тупым стуком воткнулся в бревно перед лицом Томаса, едва не срезав кончик носа.
Не понимая, Томас вывернул голову: Черный Воин с распахнутым в удивлении ртом,
уже валился навзничь. В левой глазнице сладострастно дрожал конец оперенной
стрелы.
Горвель вздрогнул, то ли от изумления, то ли от сильного
удара, ясно слышимого Томасу: длинная стрела прорубила кольчугу, ушла глубоко в
левую сторону груди. Черный Воин упал с грохотом, от которого дрогнул причал —
во весь рост, как высокое дерево, на его труп медленно осел Горвель, он
всхлипывал от ярости, хватался культяшкой за стрелу.
Только сейчас раздались испуганные крики, Томас ощутил как
быстро и смертельно точно распарывают воздух убийственные стрелы. Стражи
метались, сшибались лбами, пытались бежать, но почти в каждом с легким щелчком
возникало по стреле. Томас слышал легкое вжиканье, почти неслышное за грохотом
волн, слышал даже глухие удары, с которыми стрелы пробивали легкие доспехи,
крушили и расщепляли кости.
Он дождался момента, когда стрелы перестали свистеть над
головой, задвигался как червяк, отползая от края причала. Вокруг корчились
умирающие, кричали страшно, чуя близкие адские муки.
Он увидел, как из камней на берегу появился калика,
бросился, как разъяренный лось к причалу. Томас крикнул предостерегающе:
— Там есть еще!
Калика на бегу выдернул огромный меч. В тот же миг из воды
на бревна начали выпрыгивать темные раскоряченные тени. Трое передних выставили
кривые мечи, а за их спинами на причал выбирались другие.
Калика налетел как лавина, широко взмахнул мечом. Хазэры,
захваченные внезапно, не успели ни уклониться, ни защититься: страшное лезвие
достало кого в грудь, кого в горло. На влажные бревна упали отсеченные руки,
все еще сжимающие сабли.
Калика в два прыжка оказался перед Томасом, взмахнул мечом,
Томас ощутил удар, руки и ноги разбросало в стороны. Ошарашенный, он встал на
четвереньки, помотал головой. Члены не успели занеметь от тугих веревок, он
перещупал одну за другой хазэрские сабли, дополз на четвереньках до своего
меча, что лежал под умирающим Горвелем. Томас сильным рывком сорвал маску-шлем,
отшатнулся от омерзения, кто так обезобразил несчастного:
— Сэр Горвель, если с нами Бог, то кто же против нас?
Губ у Горвеля не осталось, лишь сморщенные десна да два
уцелевших зуба на правой стороне нижней челюсти. Единственный глаз горел
ненавистью, Горвель пытался что-то сказать, но захрипел, из горла хлынула
темная кровь. Он закашлялся, разбрызгивая кровь, откинул голову, глаз его
погас.
— Пусть тебе попадутся ленивые черти, — пожелал
Томас.
Выдернул из-под трупа меч, взревел, нагоняя злость, прыгнул
в сечу:
— Бей язычников!
Калика не ответил, его меч бешено вращался над ним и вокруг,
он словно бы окружил себя стеной из сверкающей стали. Кто-то метнул нож, тот
звякнул и отлетел, едва не задев Томаса.
Томас врубился в бой, со звериной яростью обрушил первый
удар на выросшего перед ним хазэра, тот умело выставил над головой щит, сам
щерился и чуть пригнулся, его сабля смотрела острием в живот Томаса. Тяжелый,
как наковальня, меч с грохотом сплющил все в одну кучу: щит, хазэра, саблю —
тот на миг показался огромной черепахой, но меч шел не останавливаясь, лезвие
коснулось бревен причала, железная черепаха развалилась на две половинки, а из
бревна гадко чвиркнула гнилая вода.
Томас поднял меч, отпрыгнул от падающего тела — на него
валился широкогрудый хазэр, кровь брызгала из носа, ушей, глаз, горла и даже
из-под ключиц, словно попал под удар гигантского молота. Калика опустил меч,
мгновение с Томасом стояли друг против друга, тяжело дыша и скаля зубы, как два
волка среди стада зарезанных овец, затем калика бросил хрипло:
— За мной! Быстро.
Томас ринулся за другом, с разбега взбежали на крутой берег,
словно два разгоряченных коня пронеслись по круче. Олег на ходу показал рукой
на чернеющие в ярко освещенной стене горы вход в пещеру. Томас кивнул молча,
сберегая дыхание.
Они были в полусотне шагов от зияющего входа, как вдруг
земля задрожала. Из-за скалы тяжелыми прыжками выметнулся зверь, которого Томас
принял сперва за другую скалу. Серый, похожий на человека, он был в три
человеческих роста, расширяющийся книзу, каждая нога вдвое толще человеческого
туловища, покатая голова уходила в плечи, шеи не было, грудь как амбар, а
длинные руки, каждая со ствол векового дуба, дотягивались до земли.
Человекозверь взревел, загородил вход. Глаза на сером лице
вспыхнули красным огнем, остроконечные мохнатые уши насторожились. Зверь
раскрыл жуткую пасть, показав зубы, двинулся на людей, широко расставляя руки —
каждый палец с полено, блестели серпы когтей.
Томас попятился; с ужасом ощутил, что зверь, несмотря на
кажущуюся неуклюжесть, в два-три прыжка догонит, сомнет, оставит мокрое место.
— Пречистая Дева, — прошептал он в ужасе, —
спаси и помилуй... Сэр калика, мы погибли!
— Да, — проговорил Олег хрипло, он пятился, его
безумно вытаращенные глаза не отрывались от надвигающегося зверя. — Этого
я не ожидал!
Из красной пасти зверя пахнули клубы дыма, брызнула желтая
слюна. Там, где упала капля слюны, камни с треском разламывались, вздымались
дымки. Томас посмотрел на свой страшный меч, что не просечет и кожу на пальце
чудовища:
— Пресвятая Дева, конец пути?.. Помоги, ведь я везу
чашу с кровью твоего сына.
Он прикусил язык, вспомнив, что чаша уже в руках Семи
Тайных. Враги наконец-то победили, захватили чашу! Почему бы им не оставить их
двоих в покое? Лишь Горвель жаждал мести, а для Семерых он, что собаке муха...
Зверь прыгнул, не давая прорваться к пещере, раскинув
огромные лапы, железные когти скрежетнули, а пасть распахнулась шире. Горящие
глаза смотрели сверху вниз прямо на Томаса. Душа рыцаря застыла от ужаса,
забилась в самый дальний угол и тряслась там, закрывая лапками глаза. Он
ощутил палящий жар от дыхания зверя. Калика стоял бледный,
сжимал в обеих руках хворостинку меча.
Внезапно донесся приближающийся цокот подков. Из-за гребня
горы выметнулся сверкающий рыцарь на белом как снег жеребце. От рыцаря и
жеребца шло сияние, нарастающее с каждым мгновением. Рыцарь пригнулся к гриве
коня, в правой руке угрожающе смотрело вперед длинное копье, на левом локте
блестел треугольный щит со странным незнакомым Томасу гербом. Забрало рыцаря
было опущено, конь несся галопом, сверкающее острие смотрело прямо в бок
чудовища.
