положив голову на руки, маленькая женщина. Она испуганно
вскинулась, Томас сразу узнал удивленно вскинутые брови, невинные глаза, нежные
черты лица. Женщина, которая отобрала Святой Грааль!
Он инстинктивно прижал чашу к груди. Калика сказал мрачно:
— Сэр Томас, позволь представить тебе... самого
опасного моего противника! Гульчачак или Гульча... Имя не настоящее, но враг
она настоящий!
Женщина медленно поднялась. Расширенные глаза неверяще
обшаривали его неподвижное лицо:
— Ты... ты убил их?
— Защищаясь, — ответил Олег коротко.
Она бросила мимолетный взгляд на Томаса. Тот подтянулся,
отряхнул грязь с локтей и гордо выпрямился. Спросила Олега, все еще не отрывая
от осунувшегося лица неверящего взгляда:
— Убил всех?
— Защищаясь, — повторил Олег.
Она прижала к груди маленькие кулачки, тонко вскрикнула:
— Но как ты... Он в самом деле был сильнее! Мы
просчитали сотни раз! Ошибиться не могли!
Олег медленно двинул плечами:
— Кто сказал, что ошиблись? Но у меня был крохотный
шанс. Я им воспользовался.
Он обнял ее за плечи, повел к выходу: тот открылся внезапно,
в конце тоннеля заблистал далекий солнечный свет. В голове Томаса смешались
маги,
богородица, бог-зверь, падающие стены и прекрасная женщина,
которая, оказывается, самый опасный человек на белом свете. Он неуверенно
потащился следом, прижимая к груди чашу, цепляясь за низкий свод рукоятью меча.
Солнечный свет больно ударил по глазам. Томас жмурился,
жадно вдыхал прохладный воздух. Холодные воды могучей реки катились совсем
близко. За спиной высились кручи, где зияют черные норы: от шмелиных,
ласточкиных, до гигантских — в одной из таких пещер сейчас дремлет их смок,
пересчитывает во сне мешки с сочным мясом.
Женщина медленно повернулась к калике, ее лицо было покорно.
Олег смотрел ей в глаза, она подняла руки — нежные, обнаженные, — однако
он перехватил, отвел от своей шеи и внимательно осмотрел ладони. Неуловимым
движением сорвал ноготь, тот упал на землю — окровавленный, блистающий, как
бритва, с острым краем. Странная женщина даже не поморщилась, смотрела в
зеленые глаза калики. Все ногти, как с ужасом заметил Томас, остались на ее
тонких красивых пальцах. На этой грешной земле оружием стали не только мечи — в
фальшивом ногте можно спрятать столько яду, что легион героев уйдет ко
Всевышнему! Или в ад.
Олег медленно положил ее ладони себе на шею. Их взгляды не
размыкались.
— Еще трюки? — спросил он тихо.
— Нет, — выдохнула она. — Ты опять победил,
проклятый...
— Почему так зло?
— Знаешь, негодяй, никому так страстно не желаю гибели,
даже самой страшной, только бы освободиться от нелепой любви, что тащится за
мной через века!
В глазах Олега была глубокая симпатия. Он прижал ее к груди,
нежно гладил огромной ладонью по затылку, как обиженного ребенка.
— Будут останавливать еще?
— Ты сокрушил всех, — ответила она тихо. —
Остальные в Совете не вмешиваются.
— Больше нет трюков? — спросил он.
— Нет. Ты победил, проклятый...
Продолжая гладить, левой рукой пробежал кончиками пальцев по
ее изящному поясу. На миг их глаза встретились. Усмешка волхва стала шире. Он
вытащил тонкую как игла шпильку, переломил между пальцами. Обломки звякнули о
пол, взвился и растаял ядовитый дымок.
А в правой руке Олега уже блеснул золотой гребень. Ее черные
как воронье крыло волосы, блестящие, освобожденно рухнули на ровную спину
водопадом черного злата. Олег небрежно уронил гребешок. Томас ахнул. Гребешок
превратился в оранжевую как расплавленное золото ящерицу со вздыбленным гребнем
от затылка до кончика хвоста. Красные глаза сверкали злобно как угольки.
Оскалив пасть, ящерица метнулась к сапогу волхва, но тот с маху прижал другой
ногой. Слабо хлопнуло, будто лопнул крупный рыбий пузырь. Из-под двойной
подошвы выбрызнули мелкие паучки, шмыгнули под камни.
Олег засмеялся, вынул из розовых, созданных для поцелуев
ушей женщины серьги, бросил на землю перед Томасом, отправил вслед брошь,
браслеты, заколки, перстни, кольца, нежно снял с шеи ожерелье. Рыцарь,
обливаясь мерзким потом от ужаса, прыгал как заяц, вбивал железными подошвами в
каменистую землю порождение ада, растаптывал, размазывал, уничтожал.
Когда размозжил и ожерелье, что оказалось на самом деле
брызжущим огнем и ядовитыми стрелами крохотным василиском, женщина спросила
невинно:
— Сэр рыцарь, этот святоша не сказал, что ваш
прекрасный Константинополь падет под ударами его сыновей?.. И будет разрушен
навек, как и вся Восточная Римская империя?
Олега передернуло:
— Хочешь сделать больно?.. Увы, она не врет, сэр Томас.
Родила богатыря, тот даст начало новому народу... Помню, нарек его Турком.
Женщина победно засмеялась, уютно устраиваясь в кольце
могучих рук, умащиваясь на широкой груди. Олег с печалью во взоре кивнул на
заходящее солнце:
— Сэр Томас, утром в дорогу! Где наше не пропадало:
доведу до Британии. Хочется взглянуть на славных предков будущего народа, в
котором будет и кровь русичей, и священная ярость берсерков, мягкая
чувствительность и расчетливость германцев, веселье франков, отвага
ирландцев... Хочу взглянуть на тех, кому Святой Грааль будет светить особенно
ярко!
Не размыкая объятий, он повел маленькую женщину к темному
входу в пещеру. В какой-то миг женщина словно бы пыталась отстраниться, но
могучая рука не оставляла узких плечиков, и она обмякла, прижалась, как гибкая
лоза к могучему дубу.
Томас дергался, не зная, как деликатно выразить опасения,
все-таки это не женщина, а целый арсенал, Олег и Гульча были уже на краю
пещеры, и Томас заорал как при штурме башни Давида:
— Сэр калика!.. Олег!.. Если прошлый раз... сарацины,
то что в этот?.. Подумай о грядущем!.. А то победа в поражение...
Олег оглянулся. Рыцарь обеими ладонями прижимал к железной
груди Святой Грааль. Глаза Томаса были как у испуганного оленя. Миниатюрная
женщина замерла. Калика подумал, женщина, ощутив его колебание, прижалась всем
телом, и он беспечно отмахнулся:
— Грядущее?.. Авось, образуется.
Последнее, что видел Томас, ее рука, что оставалась
свободной, незаметно для волхва скользнула к пышной гриве волос и, выдернув
черный как ночь волос, отбросила. Оба исчезли в черном зеве пещеры.
Волос неуловимо быстро обратился в черную как грех змею. Та
задвигалась, поползла к кустам. Томас прыгнул. Под сапогами чавкнуло, брызнула
темная зловонная кровь. Он для верности потоптался, растирая о камни черное
мясо, кости и даже кожу, брезгливо вытер подошвы. Сердце колотилось как у
зайца.
