— Женщина! Зверь, которого жалеешь, хотел над тобой
потешиться! А потом бы зарезал. Пусть лучше будет мертвым, на мертвецов не
сержусь. Я христианин.
Она возразила горячо:
— Тогда надо было убить сразу! Сейчас драка кончилась,
время зализывать раны. Я не дам умереть человеку у своего порога, даже если он
не человек, а злобный волк!
Олег слез с коня, буркнул:
— Открой дверь. Я помогу.
Он схватил раненого за ворот и за пояс, а женщина побежала
впереди на крыльцо. Томас слез с коня, настроение сразу испортилось. Дура,
ничего не понимает. Так красиво началось; крик о помощи, короткая схватка,
спасение, — а дальше уже по-глупому. Провинция! С калики тем более не
спросишь — в пещерах сидел, язычник неученый, правильного обхождения не
видывал.
Пока укладывали раненого, перевязывали, а женщина — ее звали
Чачар — грела воду, Томас осмотрел убитых и раненых. Убитых пятеро, двое тяжело
ранены, но оба без сознания, еле дышат. Томас порадовался, что милосердная
женщина не заметила этого. Торопливо вытащил мизерикордию, перерезал обоим
глотки.
Пятеро из мертвых были убиты стрелами: в голову, в горло,
двое в сердце, даже у пораженного в спину стрела достала сердце. Один был
проткнут копьем, как жук булавкой, а стоптанного конем унесли в дом. Еще троих
он догнал и зарубил. Так что тоже отправил в ад пятерых, как и калика.
Немного повеселев, он привязал коней и принялся выдергивать
стрелы, снова поразился той мощи, с которой калика их всаживал. Стрелы порой
пронизывали насквозь, и он снова вывозился в крови, как мясник на бойне, пока высвободил
все пять. Страшное нечестивое оружие — лук, не зря святая церковь противится, а
механические луки — арбалеты, вовсе запретила, поставила вне закона. Из лука
даже трус может убить героя. Вообще, доблесть переведется, если будут гибнуть
герои, а трусы отсиживаться в засаде. Лишь та битва честна, когда грудь в
грудь, глаза в глаза!
Он тщательно вытер стрелы, помылся в бочке с водой возле
крыльца и пошел в дом.
Глава 6
В домике маленькой женщины было чисто, опрятно. В большой
печи горел огонь, аппетитно булькало в горшках. Чачар уже ставила на стол
большие миски, ее щеки раскраснелись, глаза влажно блестели. Молодая, налитая
соком, глаза радостно вытаращены, а спелая грудь вот-вот выпрыгнет из глубокого
выреза. Да и само платье настолько легкое — юг, жара! — что не скрывало
греховную, по христианской вере, плоть, а маняще вырисовывало.
Олег, язычник, с удовольствием посматривал на молодую
женщину, а Томас начал чувствовать неудобство, дважды поперхнулся крохотными
кусочками мяса, а Чачар все подкладывала ему, поливала соусами, сыпала травку,
специи, красный и черный перец, все заглядывала в глаза, подавалась всем телом,
только что не скулила и не махала хвостиком. Полные, как спелые вишни, губы
приоткрылись, показывая жемчужные зубки — острые, как у ребенка, всем существом
ловила каждое желание мужественного рыцаря.
Олег ел неторопливо, к разговору не прислушивался. Перед
мысленным взором восстановил всю схватку, одобрил хмуро. Жажды убивать не
ощущал, воинского восторга не было, лишь досада и глухая печаль. Значит, лук и
стрелы могут остаться, с пути не собьют, поиски Истины не заслонят.
В доме было две комнаты, во второй лежал раненый. Стонать
боялся: услышат — прибьют. Чачар отнесла ему еду, вернулась встревоженная:
— У него жар... Что делать?
Томас раздраженно отмахнулся, но Олег ответил первым,
опережая рыцаря:
— Я пойду спать в ту комнату. Заодно прослежу.
Он поднялся, Чачар торопливо сказала:
— Может быть, посидите за столом? Мужчины любят сидеть,
пировать! У меня в подвале сохранилась пара кувшинов старого вина.
— У нас был очень тяжелый день, — ответил Олег. Он
повернулся на пороге, кивнул на Томаса. — Впрочем, сэр рыцарь знает немало
занимательных историй. Он освобождал Святую землю, брал приступом Иерусалим...
И закрыл за собой дверь, повалился на ложе из грубо
сколоченных досок. Раненый затаил дыхание в другом углу. Олег закинул руки за
голову, повалился в глубокий сон.
Но он успел потрогать обереги, потому сны были тревожные,
кровавые.
Рано утром он проснулся от веселых голосов за окном. Томас,
обнаженный до пояса, умывался возле бочки с водой, а смеющаяся Чачар сливала
ему на руки, норовила плеснуть на белую как у женщины спину, но в рельефных
мышцах, где под лопаткой темнели два сизых шрама. Все же рыцарь трусливо
взвизгивал, отпрыгивал: ледяная вода из подземного ключа.
Олег отошел от окна на цыпочках. Доспехи рыцаря громоздились
на широкой лавке — вымытые, блестящие, начищенные явно не рукой Томаса.
Огромный меч висел на стене, зацепленный на двух железных крючках. Перчатки
рыцаря, покрытые стальными пластинами — на подоконнике, рядом — цветы. А только
вчера вечером женщине грозила жуткая участь, рыцаря сутки назад распинали, жгли
железом, пытали... Великие силы жизни боги вложили в человека! Видать, трудную
судьбу уготовили.
Хлопнула дверь, Томас вошел улыбающийся, взъерошенный.
Крупные капли воды блестели на его белой коже, не тронутой
южным солнцем. Темное лицо выглядело словно украденное от другого тела —
полоска загара резко обрывалась на горле.
— Как спалось, сэр калика?
— Спасибо, хорошо, — ответил Олег. Он внимательно
смотрел на рыцаря. — У тебя круги под глазами. Впрочем, ты можешь
остаться, отдохнешь.
— А ты?
— Поеду после завтрака. — ответил Олег лаконично.
Томас смотрел смущенно, торопливо оделся, бесцельно прошелся
взад-вперед по комнате:
— Сэр калика... Мы оба едем на север! Может быть,
доедем вместе хотя бы до Константинополя? Тебе его не миновать, как и мне. Все
дороги из Азии ведут через этот второй Рим — лишь там смыкаются Европа и Азия!
— Зачем это тебе?
— Сэр калика, буду откровенен. Дело в этой женщине.
Олег пристально посматривал на молодого рыцаря:
— Что ты хочешь с нею делать? Продать? Мы отогнали
насильников, но не можем остаться, сторожить ее невинность.
Томас сказал несчастным голосом:
а допытываться не стал, убит неделю назад. Коней увели, она
застряла в этом доме. Умоляет увезти из этого страшного места.
Олег подошел к окну , посмотрел поверх двора и Чачар на
зеленую долину, оливковую рощу, кудрявый кустарник, синее безжалостное небо без
намека на дождь, пожал плечами:
— Меня не умоляла.
Томас выглядел несчастным, он и был несчастным:
— Сэр калика... мне достает хлопот с чашей. Может быть,
ты?
Олег принес из второй комнаты колчан, быстро проверил
стрелы, забросил за спину. Томас с отчаянием на лице смотрел, как этот странный
паломник очень профессионально поправил перевязь, вытащил из-под лавки огромный
топор:
