Олег ощутил, как тоска вгрызлась в сердце. Понятно, что
Чернобог не позволит человеку карабкаться из дикости и невежества к сверкающим
вершинам, где обитают Светлые Боги, мешает, строит козни, но ведь помогают же
человеку его творцы, Светлые Боги? Однако все еще больше потерь, чем удач на
тернистом пути. Едва удается создать очаг культуры, как дикие орды варваров,
посланные Чернобогом, разрушают цветущие города, жгут библиотеки, рушат дамбы и
каналы... Снова поднимают из руин, и снова появляются люди-звери: жгут, рушат,
убивают. И так без конца, без конца. Слишком много потерь, крови, страданий.
Конечно, человечество движется к сверкающей вершине: после каждой катастрофы,
хоть и скатывается почти к подножию, вбирается чуть выше, чем в предыдущий раз.
Вот и сейчас при всем невежестве и жестокости дикарей молодые европейские
королевства сердцем человечнее древних империй, оставивших развалины
исполинских цирков, где сражались живые люди гладиаторы, а также строивших
пирамиды, маяки и святилища, где в жертву приносили тысячи людей... В новой же
варварской вере была принесена лишь одна человеческая жертва, последняя, самая
великая — умертвил себя основатель веры — Христос. На нем людские жертвы
прекратились, даже бои гладиаторов заменили бегами на колесницах...
День склонился к вечеру, они ехали прямо в багровую половину
неба, словно покрытую застывающей коркой крови: коричневой, темнеющей, лишь в
разломах выпускающей яркие пурпурные капли. Солнце до половины погрузилось за
край земли, по вечерней земле пролегли длинные красноватые тени.
Дорога повела к замку, теперь он мрачно вырисовывался на
багровом небе, с каждым шагом разрастался в размерах. Олег косился мрачно,
понукал коня, стремясь до темноты проехать мимо. Вокруг замка словно страшный
ураган пронесся: сломано, истоптано, изгажено, вместо рощи блестят широкие пни
— деревья пилили у самой земли, а посреди истоптанного поля вздымался замок —
свежевыстроенный, еще без крыш над сторожевыми башнями, без пристроек, лишь
огромное четырехугольное здание в три поверха, конюшня и высокая каменная
стена, отгораживающая широкий участок грубо взрыхленной земли вокруг замка. В
главном доме вместо окон зияют дыры, кое-где уже блестят свежевыкованные
решетки, а над воротами замка гордо реет прапор с орлами, драконами и
разъяренными медведями.
Томас громко со знанием дела объяснял Чачар, что кустарник и
лес вырубили, а траву сожгли, дабы не подобрался незамеченным лихой враг —
страна сарацинская, христианскому воинству надо срочно закрепиться на
отвоеванных землях, а потом уже распространять свою благородную власть на
прочие народы-язычники...
Они миновали замок, когда ворота распахнулись, на полном
скаку выметнулись два всадника. Оба звонко кричали, размахивали руками. Томас
остановил коня, медленно развернулся. Копье в его руке угрожающе нацелилось на
приближающихся незнакомцев. Олег отъехал в сторонку, снял лук и быстро натянул
тетиву. Чачар укрылась за спиной блистательного рыцаря.
К ним приблизились, неспешно остановились в трех шагах два
невооруженных, если не считать кинжалов на поясах, молодых, очень пестро одетых
парня. Один поднял руку ладонью кверху, сказал звонким чистым голосом:
— Я оруженосец благородного рыцаря сэра Горвеля. Мой
хозяин просит усталых путников, судя по облику — франков, оказать ему честь! У
нас можно отдохнуть, коней накормят отборным зерном, а утром вас разбудят...
если вы не захотите остаться еще на несколько дней.
Олег уже набрал в грудь воздуха, намереваясь решительно
отказаться, но Томас радостно заорал:
— Горвель?.. Мы с ним вместе как две злые обезьяны
взобрались на стену Иерусалима!.. Вокруг свищут стрелы, летят камни, а мы
вдвоем, спина к спине... Это его замок? Он теперь владетельный сеньор?
— Король пожаловал ему земли, — ответил оруженосец
с такой гордостью, словно сам получил этот дар. — Нас всего семеро,
остальные — сарацины, наемники, бродячий люд... но место прекрасное:
перекресток караванных путей!
Томас властно махнул рукой, подзывая Олега, пустил коня по
дороге к замку. Чачар бросила на калику, слишком похожего на дикого зверя,
победоносный взгляд, живо догнала блистательного рыцаря и молодых оруженосцев.
Олег спрятал стрелу, поехал без особой охоты следом.
У ворот оруженосцы покричали стражам, один даже потрубил в
рог, хотя со стен их видели издали, почтительно пропустили гостей вперед,
включая и варварски одетого Олега. Тот невольно поежился: не любил чужаков за
спиной, особенно, когда душа ежится в неясном предчувствии беды.
Ворота распахнулись. Посреди дороги, загораживая проезд,
стоял громадный рыжебородый воин в латах. Шлем держал на локте правой руки, ветер
слегка ерошил длинные огненно-красные волосы, ниспадающие на плечи.
Томас грузно соскочил с коня, звякнул железом, а рыжебородый
двинулся вперед. Они обнялись с таким грохотом, словно сшиблись две наковальни,
брошенные рукой великана, а когда хлопали друг друга по плечам и радостно орали
— стоял грохот, будто тараном выбивали железные ворота и брызгали искры.
— Сэр Томас!
— Сэр Горвель!
Оруженосцы и малая кучка стражей в безмолвном почтении
стояли редкой цепочкой по кругу, взирали на могучих воинов, кто-то осмелился,
наконец, поднять меч, прокричать славу крестоносному воинству.
Один из оруженосцев взял коня Олега под уздцы, сказал важно:
— Я отведу в конюшню, а ты иди в челядную. Поужинаешь
со слугами.
Олег кивнул, спрыгнул, присел, разминая ноги. Топоры оставил
на седле, а лук сунул рядом с колчаном в сумку, что висела за плечом. Чачар
соскочила, как мотылек, грациозно бросила поводья второму оруженосцу. Томас
высвободился из объятий рыжебородого хозяина, поспешно крикнул вслед Олегу:
— Сэр калика, погоди!.. Да остановись же, глухой
черт!.. Сэр Горвель, это не слуга мне, а доблестный сотоварищ, собоец. Соратник
по-ихнему, по-росски.
Горвель дружески опустил Олегу на плечи руки в перчатках из
тонких булатных колец:
— Приветствую, сэр... калика. Мой замок — твой замок.
Располагайся, как дома! Это у англов: мой дом — моя крепость, а у нас все
настежь, а сердце на рукаве.
Его загорелое, испещренное шрамами лицо выразило изумление —
ладони в булатных перчатках словно бы лежали на круглых гранитных валунах.
— Нам много не надо, — ответил Олег
сумрачно. — Охапка сена для коней, угол для сна, ломоть хлеба на ужин.
Горвель огорченно хлопнул ладонями по железным бедрам:
— Чего нет, того нет! Придется бедным коням жрать
отборный овес, гостям — довольствоваться перинами в спальнях, а на ужин вместо
хлеба подадут только пироги, сладкие лепешки и сэндвичи. А чтобы сухое пролезло
в горло, найдется чем запить!
Томас внимательно посмотрел на Горвеля, засмеялся:
— Если ты тот же, то, пожалуйста, не подавай к столу
вино в бочках! Несколько кувшинов вполне достаточно.
