— Не переждешь, — сказал Олег негромко. — Всю
ночь будут идти на штурм своего Иерусалима.
Томас заставил коня попятиться, прыгнули, слившись в одно
целое. Копыто ударило совсем рядом с черной колонной, но маленькие рыцари строй
не нарушили.
Они ехали шагом, сберегая силы коней. В нехорошем лунном
свете окрестности казались еще более дикими. Развалины древних стен, остатки
храмов, полузасыпанные каналы, густые оливковые рощи, где могут гнездиться
разбойники. Богатая страна, но военные гарнизоны стоят лишь в замках и городах
с крепкими стенами, а по дорогам хозяйничают мародеры, разбойники, их расплодилось
видимо-невидимо после кровавой и непонятной войны, когда с холодного Запада
пришли закованные в несокрушимую сталь конные рыцари, смели легкие войска
арабов, начали спешно строить крепкостенные замки, насаждать огнем и мечом веру
в Христа... Эти франки не брали рабов, не хапали военную добычу — по крайней
мере не так беззастенчиво, как все предыдущие завоеватели, — клялись, что
пришли лишь затем, чтобы освободить Гроб Господень... Но война кончилась,
победоносное рыцарское войско распалось. Одни вернулись в свои северные страны,
другие из простых воинов превратились в мародеров, удачливых разбойников —
благо, край богатый! — и теперь вся древняя страна стала бурлящим котлом,
где можно было найти все: благороднейших рыцарей, ученых монахов, высокородных
сарацинов, наемных убийц, астрологов, полудиких царьков, а по цветущим долинам
часто прокатывались волны ранее невиданных кочевников, чьи ритуалы были
настолько жестокими и отвратительными, что, видя их, бледнели даже самые
закаленные воины из северных стран. Там, где в городах и замках правили франки,
а в многочисленных селах оставались хозяевами сарацины, победители спешно
наращивали стены, укрепляли ворота, расширяли подвалы и склады для зерна на
случай осады.
Кони шагали споро, подгоняемые ночным холодом, морозцем, но
в рысь не срывались. Томас вслед за Олегом вслушивался в звуки, старался
почуять опасность. Перекликались волки и шакалы, бесшумно пролетел филин — лишь
на миг перечеркнул темной тенью звездное небо. Часто мелькали кажаны, так же
неслышно взмахивали растопыренными кожистыми крыльями, страшно горели красными
угольками выпуклые глаза, а острые зубы белели как сахар.
Все трое медленно спускались с пологого холма в ровную
долину, почти не затронутую оврагами. Томас первым уловил блеснувшую впереди
искорку, насторожился. Ехали еще долго, напряженно всматриваясь,
останавливались, прислушивались, наконец искорка превратилась в красноватое
пятнышко — трепещущее, меняющее форму.
Они пустили коней напрямую. Костер иногда исчезал за
деревьями, наконец кони вышли к невысокой обрывистой стене камня, под защитой
которой горел большой костер. Вокруг огня сидели шестеро угрюмого вида мужчин —
оборванные, грязные, со злыми раздраженными лицами. Двое прислонились спинами к
камню, затачивали шершавыми камнями острия хазарских мечей... Двое лежали,
накрывшись пестрыми одеялами, остальные ковырялись прутиками в углях, тихо
переговаривались.
Услышав стук копыт, один крикнул лениво:
— Тагран, ты?
Не отвечая, Томас с каликой выехали в круг света, Чачар — за
ними, и все шестеро разбойников мигом оказались на ногах. Один замешкался, его
пнули, и Томас нашел себя окруженным направленными на него блестящими остриями
копий. Олег неторопливо спешился, Томас последовал его примеру, они расседлали
коней, стреножили, подвязали мешки с овсом. Шестеро разбойников стояли вокруг,
переглядывались. Один отступил в темноту, исчез — явно проверял, нет ли
нацеленных в них арбалетных стрел, не окружены ли крепкими парнями с тугими
луками.
Наконец один из разбойников, чернобородый, резкий в
движениях, потребовал:
— Кто такие? Почему здесь?
Томас помог сойти с коня испуганной Чачар, а Олег между тем
сел возле огня, поерзал, устраиваясь поудобнее, сказал насмешливо:
— Не знаете? А кто оставил троих дурней в засаде?
Разбойники переглянулись, а один из них, чернобородый,
спросил резко:
— Вы убили их?
Томас усадил Чачар возле калики, она тут же прижалась к нему
дрожащим плечом, затихла как загнанная в угол мышь. Томас сказал надменно:
— Конечно мы бы их убили!
Разбойники топтались вокруг пришельцев, острые наконечники
копий почти касались шеи калики, еще три упирались в грудь Томаса. Олег
оглянулся, сказал раздраженно:
— Вы можете тоже сесть.
Разбойники переглянулись, чернобородый ответил резким злым
голосом:
— Постоим, а вы сейчас ответите быстро и прямо. Что
случилось с нашими тремя друзьями, которые... отстали?
Томас и Олег переглянулись. Нацеленные в них копья держали
крепкие руки, но теперь наконечники начали подрагивать.
— Они уже не сядут на коней, — сказал Томас
сурово. Подумал, добавил. — Никогда.
— И пешком не пойдут, — добавил Олег неохотно.
Чачар пискнула сорвавшимся от отчаянной смелости голоском:
— Даже на четвереньках не поползут! И на брюхе.
Чернобородый коротко передернул плечом, сказал зло, но с
дрожью в голосе:
— Вы не могли их заметить! Они умелые охотники. Оленей
ухватят за рога раньше, чем те почуют. Они ждали в надежной засаде, вы просто
не могли их почуять!
— Они не дождались, — ответил Томас гордо.
Олег, следуя привычке мягкой натуры отшельника-проповедника
все объяснять и растолковывать, сказал кротко:
— Разве на шакалов не нападают волки? Ваших друзей
раньше нас отыскали хазэры. Это дикое племя, если вы знаете их, одичавшие
хазары. Лет сто назад князь Святослав стер с лица земли огромный Хазарский
каганат, а немногие уцелевшие хазары растворились среди печенегов и половцев.
Но самая лютая шайка все еще бродит, сдирает кожу со всех, кто попадает в руки,
распарывает животы, чтобы человек еще долго ползал, таская выпавшие
кишки, — живот хазэры набивают камнями...
Ровная линия копий вокруг них сломалась. Томас слышал над
собой шумное сопение, но не поворачивал головы, с удовольствием держал озябшие
ладони над огнем, довольно щурился от сухого жара. Наконец над его ухом
прозвучал сдавленный голос, а по сразу участившемуся дыханию других разбойников
Томас понял, что спрашивающий вслух выразил то, что у каждого трепетало в душе:
— Они... нападут на наш след?
Томас видел, как усмехнулся калика глупому вопросу, потому
сам усмехнулся еще шире: разбойникам пристойно выказывать лишь презрение.
Копья начали исчезать из поля зрения. Калика подбросил в
огонь сучьев, не обращая внимания на спорящих прямо над его головой. Разбойники
зло шипели друг на друга, едва не плевались, но теперь в их голосах было больше
ужаса, чем привычной злости.
Кто-то вскрикнул:
